Воспевающие битву - [10]
Индейцы – непревзойдённые охотники и забивали интересовавшую их дичь не только ради пропитания или ради шкур для пошива одежды, но и для активной торговли. Бизоны, лоси, олени всех видов, антилопы, горные бараны, волки, лисицы, немногочисленные бобры, дикобразы, скунсы, зайцы – все они были объектами непрекращающейся охоты. Наиболее ценную добычу для степных племён представлял бизон. Любая часть его тела могла использоваться дикарями в случае нужды: копыта, рога, сухожилия, мясо, шкура и даже навоз. Однако было бы ошибочно считать, что каждый застреленный бизон использовался без остатка. Нет. Шкура ценилась только тёплая, зимняя, густо покрывавшая этих исполинов прерий с октября до марта. Так что в благополучные летние времена дикари нередко оставляли шкуру бизона возле останков разделанной туши. То же самое касалось и мяса: его срезали с костей до последнего клочка, когда приходило голодное время, но в сытый сезон индейцы вырезали из бизона исключительно лакомые куски – огромные ломти вдоль позвоночника под бизоньим горбом и круглые куски с верхней части задних ног.
К 1833 году Титоны уже жили вдоль берегов Миссури и её притоков, там же занимались торговлей и кочевали по всем окрестным степям. В историю они вошли под названием Сю. Белые пришельцы застали Титонов в момент их расцвета, когда кочевники вовсю овладели искусством верховой езды, имели огромные табуны и уже освоили огнестрельное оружие, хотя не имели большого доступа к нему. Наиболее объективные исследователи вынуждены были признать, что Дакоты проповедовали принцип полного равенства, не имели рабов, пленных убивали в исключительно редких случаях, но обычно оставляли их в племени, хотя частенько отправляли их обратно на родину. Об этом вспоминал Мато Нажин: «У нашего племени был обычай: тот, кто захватил пленных, должен был дать им свою одежду и лошадь. Пленники обходились нам дорого… Итак, все пленные нарядились в одежду Лакотов и стали подыматься верхом на лошадях по склону холма, сопровождаемые несколькими нашими воинами. Когда они отъехали на довольно большое расстояние, наши люди предоставили их самим себе и вернулись в наш лагерь» («My People the Sioux»).
Никола Перро в своих «Мемуарах» подчёркивал, что прерийные Дакоты разительно отличались от индейцев лесов тем, что не истязали пленников. «Пленные Гуроны были препровождены в ближайшую деревню Сю, где уже собрались люди из соседних стойбищ, чтобы заняться дележом добычи. Нужно отметить, что Сю, хоть и очень воинственны и не менее хитры, чем другие племена, совсем не похожи на тех каннибалов. Они не потребляют человеческую плоть. Они даже не столь жестоки, как остальные дикари, они не истязают пленников до смерти, разве что могут пойти на это в качестве мести за то, что их родственники были заживо сожжены врагами. Они всегда были терпимыми и остаются такими сегодня. Большую часть захваченных пленников они отпускают домой. Мучения, которым они подвергают тех немногих, которых осуждают на смерть, заключаются в том, что они привязывают жертву к дереву или столбу и велят мальчикам пускать стрелы в несчастного пленника. Ни воины, ни рядовые взрослые мужчины, ни женщины не принимают в этом участия. Но если Сю знают, что их сородичи подверглись сожжению, они платят врагам той же «монетой». Однако даже в этом они не проявляют столько жестокости, сколько другие дикари – то ли по причине того, что врождённое сочувствие не позволяет им созерцать такие страдания, то ли потому, что считают, что только отчаяние может заставить пленника петь песни во время пыток. В таком случае они сразу бросаются на жертву с топорами и палицами, чтобы немедленно прикончить её».
Лично я не могу согласиться с предположением Перро о врождённом сочувствии или благородстве Титонов. Откуда бы вдруг взяться этим качествам? Титоны вышли из лесных племён, им было свойственно столько же кровожадности и столько же благородства, сколько и другим американским туземцам. И если уж они не занимались пыткой пленников у столба, то это связано скорее всего с тем, что в открытой прерии найдётся гораздо меньше деревьев, которые можно было бы использовать в качестве такого столба, в лесу же подобных «пыточных столбов» хватало с лихвой. Что же до прочих истязаний (не в качестве зрелища), то Титоны отрезали поверженным врагам пальцы, уши, кисти рук и ступни ног, вспарывали животы, снимали скальпы и отрубали головы. Так что речи о их природном благородстве явно не соответствуют действительности и являются исключительно частным, но никак не объективным мнением. Любая война, вошла она в летопись человечества или выпала из поля его зрения, остаётся войной. На любой войне, к великому сожалению, отрезают уши, пальцы, половые органы и вообще всё, что можно отрезать. Это происходило во время попытки США покорить Вьетнам, это имело место в период окупации Афганистана войсками СССР, это совершали изо дня в день все воюющие стороны в Чечне… Кто в этих беспощадных войнах двадцатого века проявил более изощрённую жестокость – белые люди или их восточные противники – трудно сказать. Война представляет собой особую систему координат, где существует своя шкала ценностей и своя шкала нравственности. Она не может никак сравниваться с мирным течением жизни; участники войны не могут осуждаться теми людьми, которые не имели случая окунуться в стихию военных действий. Именно поэтому трудно поверить, что Титоны сильно отличались от Ирокезов или кого бы то ни было ещё. Если они воевали, то они воевали, как принято воевать дикарям. Любой человек, ставший на Тропу Войны, превращается в дикаря; он подчиняется только законам войны, других законов для него не существует и существовать не может.
