Воспевая утреннюю звезду - [10]

Во всей этой странной сцене Ллис нашла только одно утешение – рабы принесли хлеб, так как они действительно ходили в пекарню, а не болтались поблизости. Они не могли слышать, как Адам обвинял ее в желании до него дотронуться.

Однако это было слабым утешением, ибо в постыдном обвинении Адама было слишком много правды. Признание этого факта не слишком способствовало ее душевному равновесию.

Тем временем Адам небрежно стянул в себя тунику, слегка поморщившись при этом. А его предположение тут же было подтверждено, ибо она была не в силах отвести взор от этой демонстрации мужской силы и красоты, от налитых мускулов. Напрасно до этого Ллис, желая ослабить впечатление, производимое на нее этим опасным человеком, убеждала себя, что тело его вовсе не так неотразимо прекрасно, как его лицо. Эта была лишь глупая попытка самообмана.

Вулф заметил, что под взглядом Адама щеки его приемной дочери обрели цвет розовых бутонов. Полагая, что ее смущает необходимость быть с ним наедине, он почел за лучшее вмешаться, задав единственный вопрос, имевший для него жизненно важное значение:

– Как Аня?

– Брина дает ей сейчас свежий отвар.

Ллис была признательна Вулфу за вмешательство, и ей очень хотелось бы сообщить ему более утешительную новость. В ответ Вулф только кивнул, но его крепко сцепленные руки говорили о том, что в нем растет беспокойство за дочь. Ллис заставила себя сказать несколько слов более бодрым голосом:

– Но Каб спит, как волчонок.

При упоминании любимого сына на губах Вулфа появилась добрая улыбка. Он взглянул на колыбельку у камина, где сладко спал малыш, которому было всего три месяца, но уже теперь было ясно, что он очень скоро вырастет из колыбели.

Сына Вулфа, имя отца которого означало «волк», дома называли Кабом, то есть «щенком», но официальное имя малыша было Острик – в честь короля Нортумбрии, который спас жизнь его отцу. Это был своего рода ответный дар. Несмотря на печальные обстоятельства, улыбка Вулфа стала шире при воспоминании о человеке, который удержался от желания отомстить и вместо этого вырастил сына заклятого врага вместе со своим собственным наследником. Он думал об Эсгферте, своем нынешнем короле и друге.

– Как прошли поиски? Удалось ли моим или твоим людям найти нападавших?

Адам был искренне заинтересован в ответе, но сдерживался в присутствии Ллис, которой не доверял.

– Нет. – Вулф отрицательно покачал золотоволосой головой. Он видел растущее беспокойство друга, вызванное вынужденным бездействием. – Но твои Седрик и Пип очень старались.

Вулфу нравились люди Адама. Оба воина сейчас вернулись в небольшой домик, где они жили вместе с кузнецом Мелвином. Домик располагался между деревушкой и частоколом усадьбы. К счастью, оба они не привыкли болтаться без дела, и хотя не были приучены работать ни с наковальней, ни с мехами, все же у Мелвила нашлась для них кое-какая несложная работа, и они были рады чем-нибудь заняться, пока их господин набирается сил. И особенно они пригодились, когда надо было отправляться на поиски – Вулфу не пришлось отвлекать от работы лишних людей.

Вулф принадлежал к правящему слою общества и как илдормен был начальником боевой единицы – фирда, состоявшего из жителей графства. Отважные воины на поле боя, они в мирное время были фермерами, кузнецами, мельниками. До тех пор, пока не будут найдены доказательства злых деяний, он не хотел отвлекать этих людей от их повседневных дел, ведь они обеспечивали население продовольствием на зиму.

– И так каждый день со времени твоего прибытия. Мы находим лишь следы негодяев, браконьерствующих в моих землях.

– Значит, очень ловко прячутся – как хитрые и злобные хорьки. – Адам мрачно улыбнулся, стараясь сдержать теплые волны, бегущие по его венам, отзываясь на нерешительные прикосновения девушки, грациозно опустившейся рядом с ним на колени.

– Они могут жить воровством и в других землях.

Вулф подошел ближе. Адам подождал, пока усталый друг устраивался на соседнем стуле, и спросил, заранее зная ответ, но все же считая необходимым задать этот вопрос:

– Ты уверен, что это были не обычные лесные разбойники?

На лице Вулфа отразилось огорчение.

– Они оставили слишком много следов. У обычных браконьеров хватает ума скрывать следы своих злодеяний – захоронить останки убитых животных, разбросать пепел от костров.

Вулф рассеянно наблюдал, как его приемная дочь снимает повязку, прежде чем обмакнуть пальцы в горшочек и осторожно смазать заживающую рану между нижним ребром и бедром.

Недовольство собой превратило красивое лицо Адама в холодную циничную маску, хотя он старался изобразить полное безразличие к прикосновениям черноволосой красавицы. По крайней мере, он очень хотел быть безразличным. Стремясь скрыть смущение и восстановить душевный покой, он в ярости произнес:

– Хотел бы я выйти и посмотреть на эти следы. Эта немощь – сущее наказание для меня.

Стараясь поддержать разговор и изобразить холодность, которой он явно не чувствовал, Адам понял, что оставаться неподвижным и выдержать нежное внимание девушки гораздо труднее, чем он предполагал. Не кажется ли ему, что рука, размазывающая снадобье по его коже, движется медленнее, чем следует? Может быть, это просто игра его воспаленного воображения?