Восьмой зверь - [14]

— Если вы не нашли отступницу за все эти годы, то, скорее всего, она уже мертва. Где сейчас реликвия — знает один лишь покровитель. — Жрец вернул том обратно и вновь занял свое место. Голова дико чесалась, но следовало доиграть свою роль до конца. Писарь, что сидел за фальшивой стеной и записывал разговоры, не преминет довести копию до жреца первого ранга, а значит, все должно быть по закону. Обвинение — доказательство — приговор.

— Я готов в знак раскаяния преподнести все свое имущество храму. — Виновник, несмотря на жарящее светило, утирал холодный пот со лба.

— Похвально! — торжественно пророкотал Микаэль. Увы, планы придется изменить. — Это смягчит вашу вину, жрец шестого ранга! Можете идти.

Подчиненный выходил из кабинета в диком раздрае чувств. С одной стороны, он потерял все и скатился на три ступеньки в иерархии, но с другой — он остался жить!

Микаэлю же эмоции виновника были совсем неинтересны, вряд ли тот долго протянет. Слишком много злопамятных среди тех, кто из подчиненных превратился в начальника. Осталось последнее дело на сегодня, к счастью, солнце закатилось за высокое здание храма Быка и перестало прожаривать просторный кабинет.

Следующий гость был попроще одет, явно не из храма. Жилистый, невысокий, старый и удивительно наглый тип.

— Роб, ты не мог бы не сидеть на моем столе? — поморщился жрец. — Есть же кресло.

— Доплатишь десять процентов — и буду вести себя как аристократ на приеме. — Тот, кого назвали Робом, закинул ноги на кресло.

— Деньги храмовые, не мои. Ладно уж, сиди, — отмахнулся Микаэль. — Анкеты посмотрел, изучил?

Посетитель кивнул.

— Их следует найти как можно скорее. Поиски ограничены двенадцатью владениями — по два в каждую из сторон света, дальше они вряд ли уехали. Язык там уже другой, люди выглядят иначе, сам знаешь. Женщина скорее всего уже мертва, ищи отца с сыном. Если и они умерли, сосредоточься на поиске вот этого. — Жрец протянул листок удивительно гладкой, но при этом твердой бумаги с прекрасно нарисованной золотой пластинкой на цепочке.

— Это можно брать в руки или привезти на теле, не снимая? — деловито уточнил Роб, пряча картинку за подкладку рубашки.

— В руки брать можно. Срок тебе — полгода. В деньгах не ограничиваем. — Жрец сделал многозначительную паузу. — Совсем не ограничиваем.

— Не ограничивают, как же, — проворчал мужчина, поднимаясь со стола. — Потом на каждую истраченную монетку бумагу писать.

— На этот раз все иначе. Поручение верховного. — Жрец воздел взгляд вверх и для верности показал пальцем в потолок. — Принимайся сегодня же, и да пребудет с тобой милость покровителя.

Глава 3

Шесть часов утра вообще и шесть часов утра в центре города — это очень большая разница. Чтобы успеть вовремя, надо встать около четырех утра, в пору, когда светило только поднимается над городом, срывая с него вуаль тьмы. Дальше надо прокрасться по своему же району на более оживленные улицы. Смена ночной братии завершится только с рассветом, так что наткнуться на деловых людей с ножами и битами дело легкое. Хотя я не совсем по их формату — кому нужен шустрый паренек, вдобавок непонятного достатка — под плащом не видно ни одежды, ни лица. Обычный клиент разбойников — подвыпивший горожанин, возвращающийся домой с рассветом. Такого видно издалека — по нетвердой походке, а порою — по немелодичным песням, выдаваемым на всю округу.

Ближайшие стоянки карет находятся почти вплотную к богатой части города, возле престижных клубов и ресторанов. Ясное дело, что в нашем районе наемного экипажа не найти, потому приходится преодолевать всю дистанцию на своих двоих. Бодрящая выходит пробежка, в декорациях еле освещенного города, под оценивающими взглядами людей в переулках.

За незримой гранью богатого района следует прятаться куда тщательнее. Покой жителей хранят отряды дежурных, и уже для них я — лакомая цель. В меру подозрительная, одинокая и неопасная с виду. Даже если окажусь ни в чем не замешанным — будет им плюс за бдительность. А там, может, и навесят пару нераскрытых грабежей, и попробуй потом оправдаться. Вырваться-то из застенков можно, да только проверять, как быстро это произойдет, — совершенно не хочется. Поэтому и обхожу патрули десятой дорогой, накручивая по богатым кварталам замысловатые круги.

Из-за всех маневров дорога, преодолеваемая в дневную пору за час, а в карете и вовсе за десяток минут, растянулась на два полновесных часа. Самое интересное, все эти усилия направлены только на то, чтобы отказаться от навязанного поручения. Вернее, сделать так, чтобы от меня отказались. В конце концов, кто сказал, что я им подойду?

Швейцар на входе в «Белого лебедя» окинул меня скептическим взглядом. На его привычной благолепно-невозмутимой физиономии такая эмоция смотрелась интересно. Так выглядит отъевшийся кот, мимо которого собралась прошмыгнуть белая мышь, — то ли хозяйская, потому как белая, то ли лапой прихлопнуть и дальше спать.

После объяснения причины моего посещения сошлись на том, что он меня пропустит, но дверь я открою себе сам. Да не очень-то и хотелось.

Внутри огромного холла с высоченным потолками и мраморным полом ко мне подлетел консьерж и чуть ли не силой попытался сорвать с «господина» плащ. Видимо, раз швейцар впустил меня внутрь — значит, я уже достоин высокого обслуживания. Еле отмахался от навязчивого сервиса, не уступив назойливой обслуге и шарфа с перчатками. Задерживаться я не собирался.