Восьмой круг. Златовласка. Лед - [199]

Ролдан посмотрел на Асенсио.

— Ты ведь тоже нюхал в ту ночь, так, Майк?

— Ну…

— Я знаю, что да, — сказал Мейер.

— Ну…

— А ты, Тони? Занюхал несколько дорожек прошлой воскресной ночью?

Асенсио посмотрел на Ролдана.

— У кого вы и Салли покупали товар? — спросил Мейер.

— Послушайте, — сказал Ролдан.

— Слушаю.

— Мы не имеем никакого отношения к убийству.

— Да?

— Не имеем, — сказал Асенсио, мотая головой, и затем посмотрел на Ролдана. Мейер гадал, который из них был женой и кто муж. Оба казались очень тихими и скромными. Он пытался увязать это с фактом, что гомосексуальные убийства — одни из самых жестоких и грубых, какие только доводилось видеть полицейским.

— Вы знаете, кто мог ее убить? — спросил он.

— Нет, не знаем, — сказал Ролдан.

— Не знаем, — согласился Асенсио.

— Так где вы брали коку? — снова спросил Мейер.

— Почему это важно? — спросил Ролдан.

— Это если допустить, что мы нюхаем, — быстро сказал Асенсио.

— Да, — сказал Ролдан. — Если бы мы нюхали…

— Вы нюхаете, — сказал Мейер и снова понимающе улыбнулся.

— Ну, если так, какая разница, где мы раньше брали?

— Раньше? — сразу спросил Мейер.

— Где берем, — поправил себя Ролдан.

— То есть если допустить, что мы нюхаем, — сказал Асенсио.

— С вашим поставщиком что-то случилось? — спросил Мейер.

— Ничего, — сказал Ролдан.

— Это если предположить, что нам нужен был поставщик, — сказал Асенсио.

— Был? — сказал Мейер.

— Нужен, я хотел сказать, — сказал Асенсио и снова посмотрел на Ролдана.

— Ладно, Тони, — сказал Мейер, — Майк… если предположить, что вы нюхаете, и предположить, что у вас есть дилер, или был дилер, то кто этот дилер? Или кто был этот дилер?

— Кокаин не вызывает привыкания, — сказал Ролдан.

— Нюхнуть порой совсем не вредно, — сказал Асенсио.

— А, ну да, ну да, — сказал Мейер. — Жаль только, закон запрещает, но что поделаешь, правда? Так где брали?

Парни переглянулись.

— Что-то случилось с вашим дилером?

Они не ответили.

— Вы брали у Салли Андерсон? — спросил Мейер. Он бил наугад и очень удивился, когда оба одновременно кивнули. — У Салли? — повторил он. Парни снова кивнули. — Салли была кокаиновым дилером?

— Ну, я не назвал бы это дилерством, — сказал Ролдан.

— А вы, Тони? Вы назвали бы это дилерством?

— Нет, дилерством не назвал бы, — сказал Асенсио. — Кроме того, кока не имеет отношения к ее убийству.

— Почему вы так думаете?

— Ну, это ж была мелочь.

— Насколько велика была эта мелочь?

— То есть она не делала на этом денег, если вы так решили, — сказал Ролдан.

— А что она делала? — спросил Мейер.

— Просто приносила несколько грамм в неделю, и все.

— Несколько — это сколько?

— Ох, я не знаю. Сколько грамм, Тони?

— Ох, не знаю, — сказал Асенсио.

— И приносила куда?

— В театр. Если кому из ребят понадобится.

— Ну, я не сказал бы «понадобится», — сказал Ролдан. — Кокаин не вызывает привыкания.

— Если кому-то захочется, следовало сказать, — согласился Асенсио, кивая.

— И скольким хотелось? — спросил Мейер.

— Ну… мы с Тони, — сказал Ролдан. — Еще несколько ребят.

— Сколько этих ребят?

— Немного, — сказал Асенсио. — Шесть или семь? Так, Майк?

— Да, шесть или семь, — сказал Ролдан. — Ну и плюс сама Салли.

— Значит, сколько получается? — сказал Мейер. — Дюжина грамм в неделю, что-то около того?

— Да, что-то около. Ну, может, две дюжины.

— Две дюжины, — покивал Мейер. — Почем она с вас брала?

— Обычную уличную цену. Салли ничего не получала с продажи, поверьте мне. Она просто брала и на нашу долю, когда покупала себе. Может, у нее даже была скидка, как у оптового покупателя.

— Вообще-то знаешь что? — сказал Ролдан Майку, — мы получали его дешевле, чем по уличной цене.

— Может, и так, — согласился Асенсио.

— Сколько вы платили? — спросил Мейер.

— Восемьдесят пять долларов за грамм.

Мейер кивнул. Грамм кокаина — это примерно одна двадцать восьмая часть унции. Текущие уличные цены варьировались от сотни до сотни с четвертью за грамм в зависимости от чистоты порошка.

— У кого она покупала? — спросил он.

— Не знаю, — сказал Ролдан.

— Не знаю, — сказал Асенсио.

— Кто такой Пако Лопес?

— А кто он? — спросил Ролдан.

Асенсио пожал плечами.

— Мы должны его знать?

— Не знаете его, да?

— Никогда о нем не слышали.

— А ты, Тони?

— Никогда о нем не слышал, — сказал Асенсио.

— Он танцовщик? — спросил Ролдан.

— Он гей? — спросил Асенсио.

— Он умер, — сказал Мейер.

Ребекке Эдельман было около пятидесяти. Отлично загоревшая, она пребывала в глубокой скорби. Детективы позвонили ей с утра, торопясь поговорить как можно раньше после ее прилета с Антигуа накануне вечером. Ее невестка сказала, что похороны Марвина Эдельмана состоятся в одиннадцать утра, в соответствии с еврейским обычаем хоронить усопшего в течение двадцати четырех часов после смерти. Однако похороны пришлось отложить: в случаях смерти от травмы требуется обязательное вскрытие.

Ни Клинг, ни Браун никогда прежде не видели, как еврейская семья сидит «шиву»[60]. Окна в гостиной Эдельмана выходили на реку Харб. Небо за окном все еще было ярко-голубым, свет, не такой золотистый, как хотелось бы, частично отражался от льда на реке. Воздух, прозрачный как горный хрусталь, не мешал в мельчайших деталях разглядеть дома-башни на другом берегу, в соседнем штате. Дальше виднелись кружевные линии и благородные изгибы моста Гамильтон. В гостиной родные и друзья Марвина Эдельмана сидели на деревянных ящиках и разговаривали приглушенными голосами.