Воскресный философский клуб - [52]

Изабелла взглянула на последнюю страницу рукописи. Ее занимала библиография, оформленная по всем правилам, а заключения не было. Доктор Чао не знал, как решить вопрос, поднятый им. Это было вполне понятно: ученый имеет право задавать вопросы, на которые не может или не хочет ответить. Но вообще-то Изабелла предпочитала работы, в которых была четко выражена позиция автора.

Изабелле захотелось спросить мнение Грейс по этому вопросу. В любом случае пришло время пить утренний кофе, и у нее был законный предлог по явиться на кухне. Грейс разгружала посудомоечную машину.

— Я хочу рассказать вам довольно запутанную историю, — сказала Изабелла. — А потом я спрошу, как бы вы среагировали. И не нужно объяснять, чем вы руководствовались, — просто скажите, что бы вы сделали.

Она поведала историю о мистере и миссис Б. Грейс продолжала вынимать тарелки, но прервалась, когда рассказ подошел к концу.

— Я бы написала письмо мистеру Б., — твердо заявила она. — Я бы посоветовала ему не доверять жене.

— Понятно.

— Но я бы не стала подписывать это письмо, — добавила Грейс. — Я бы написала его анонимно.

Изабелла не смогла скрыть свое удивление:

— Анонимно? Почему?

— Не знаю, — ответила Грейс. — Вы же сказали, что мне не нужно объяснять, чем я руководствовалась. Что я просто должна сказать, как бы я поступила. И я сказала.

Изабелла молчала. Она привыкла к тому, что Грейс высказывает необычные взгляды, но то, что она предпочла действовать анонимно, поразило Изабеллу. Она хотела было выжать из Грейс еще что-нибудь, но ее экономка сменила тему.

— Звонила Кэт, — сообщила она. — Она не хотела вас отрывать, но была бы не против забежать на чай сегодня днем. Я сказала, что мы дадим ей знать.

— Это чудесно, — сказала Изабелла. — Я с радостью с ней повидаюсь.

Честность. Отцовство. Она ничуть не продвинулась, но сейчас вдруг приняла решение. Она спросит мнение Грейс.

— А вот еще один вопрос, Грейс. Вообразите, что вы узнали, что Тоби встречается с другой девушкой и не говорит Кэт об этом. Что бы вы сделали?

Грейс нахмурилась.

— Трудный вопрос, — сказала она. — Думаю, я бы не сказала Кэт.

Изабелла почувствовала облегчение. По крайней мере, у них одинаковое мнение на этот счет.

— Но потом, — продолжила Грейс, — я, вероятно, пошла бы к Тоби и сказала ему, что если он не оставит Кэт в покое, я скажу той, другой девушке. Таким образом я бы от него избавилась, потому что мне бы не хотелось, чтобы такой, как он, женился на Кэт. Вот что я бы сделала.

Изабелла кивнула.

— Понятно. И вы бы не колебались?

— Ни минуты, — ответила Грейс. И добавила: — Но этого же не произошло, не так ли?

Изабелла заколебалась — вот еще один случай, когда в молчание может вкрасться ложь. И этой минутной заминки было достаточно.

— О господи! — воскликнула Грейс. — Бедная Кэт! Бедная девочка! Мне никогда не нравился этот парень, знаете, никогда. Мне не хотелось этого говорить, но теперь вы знаете. Эти его земляничные джинсы — ну знаете, те, которые он носит? Мне было ясно, что они значат, ясно с самого начала. Понимаете? Я это знала.

Глава восемнадцатая

Кэт прибыла на чай в три тридцать, оставив магазин на Эдди. Ей открыла Грейс, как-то странно на нее взглянув. Кэт подумала, что ей, наверное, показалось. Грейс вообще-то всегда вела себя как-то странно, и Кэт со временем перестала этому удивляться. Грейс на все имела свою особую точку зрения, но практически никогда нельзя было догадаться, что именно она думает по тому или иному поводу. Кэт не понимала, как Изабелла терпит эти нравоучительные беседы на кухне. Возможно, она почти все пропускает мимо ушей.

Изабелла сидела в беседке и правила гранки. Беседка представляла собой восьмиугольную деревянную башенку, окрашенную в темно-зеленый цвет. Она находилась за домом, у высокой каменной стены, окружавшей сад. Во время своей болезни отец проводил там целые дни, глядя на лужайку, читая и размышляя. Правда, ему было трудно переворачивать страницы, и он ждал, чтобы это сделала Изабелла. Несколько лет после его смерти она была не в силах туда заходить, так тяжелы были воспоминания, но постепенно привыкла там работать — даже зимой, когда можно было затопить норвежскую печку, стоявшую в углу. В беседке не было никаких украшений — только на задней стене висели три фотографии в рамках. Ее отец, в форме камеронца,[41] на Сицилии, под палящим солнцем, перед фасадом реквизированной виллы, — какая отвага, какие жертвы, давным-давно принесенные на алтарь дела, которое было совершенно… совершенно правым. Ее мать — ее благословенная американская матушка, — сидящая вместе с отцом Изабеллы в кафе в Венеции. И она сама в детстве, с родителями, — вероятно, на пикнике. Фотографии покрылись бурыми пятнами по краям, и их пора было реставрировать, но у Изабеллы все не доходили руки.

Для весны это был очень теплый день, скорее напоминавший летний, и Изабелла открыла двойные стеклянные двери беседки. Сейчас она увидела Кэт, шедшую к ней по лужайке с маленькой коричневой сумочкой в руках. Наверное, там что-то из ее магазинчика: Кэт никогда не приходила с пустыми руками и обязательно приносила Изабелле либо маленькую баночку паштета из трюфелей, либо маслины, взятые наугад с полок ее магазина.