Восхождение на театральный Эверест - [25]

Удивительно творчески насыщенным был трехлетний период режиссерского становления Михаила Ковальчика в Бресте: работалось легко, свободно, успешно. Казалось, шагай себе не только к горизонту, но и даже за его пределы: все условия здесь были созданы для этого. А вот депеша из министерства культуры спутала все карты. Его еще раз направляли к Товстоногову на стажировку. Перед молодым человеком, как в той песне, сразу открылись «две дороги, два пути.» — выбирай любую. А выбор — это всегда сомнения, колебания, страхи. Да, это риск. Но Михаил был всегда осторожным человеком и скороспелых решений не принимал. Конечно, жалко было покидать театр, преследовали грустные думы: «Куда после Ленинграда возвращаться?» Однако его тянуло к Товстоногову. Это режиссер космического мышления, режиссер для эстетов, избалованных театральных гурманов. Театр-школа с взрывной энергетикой и совершенно иным существованием актеров на сцене. Михаил чувствовал, что он еще во время студенческой практики в этом театре недоучился. И это перевесило решение в пользу поездки на практическую учебу.

Два года пролетели, как один день. На этот раз Михаил Ковальчик в БДТ тоже ставил спектакли и изучал тонкости товстоноговской науки «удивлять зрителя», знакомился с культурным наследием северной столицы страны, посещал театры, музеи, выставки, не пропускал встречи с творческой элитой города. Но хорошее, как сон, всегда кончается на самом интересном месте.

И Михаил не совсем понял момент, когда надо было прощаться со своим театральным кумиром. Георгий Александрович наговорил Михаилу много добрых слов, пожелал удачи в профессии. Потом стал глазами что-то искать по кабинету. Подошел к полке, взял какую-то книгу, подписал ее и вручил Михаилу. Называлась она «Круг мыслей», где были статьи, режиссерские комментарии, записи репетиций Товстоногова — настоящее учебное пособие по режиссуре, которое в те далекие семидесятые годы просто взорвало весь театральный мир. Она и сегодня — настольная книга театральной семьи Михаила Станиславовича Ковальчика.

Вечером за стажером захлопнулась массивная входная дверь Большого драматического театра в Ленинграде, а на следующий день перед молодым режиссером широко распахнулась такая же дверь Государственного драматического театра имени М. Горького в Минске. Главный режиссер Борис Иванович Луценко понял, что Михаил Ковальчик уже созрел для ведущего театра республики, и директор Михаил Арсентьевич Неронский тут же подписал с ним пока годичный договор с редкой на то время уважительной формулировкой: «Театр приглашает на работу в качестве режиссера-постановщика». Сроки этого «приглашения» растянулись аж на шесть лет: талантливый молодой режиссер и тут пришелся ко двору. Для Михаила Ковальчика это были незабываемые, интересные, творчески плодотворные и просто счастливые годы. Здесь он учился у еще одного неординарного мастера сцены — Бориса Ивановича Луценко, у которого было свое особое режиссерское видение, личный богатый арсенал постановочных приемов. Здесь он поставил несколько знаковых спектаклей, которые были гордостью театра. Здесь ему выпала честь создавать свои зрелища с патриархами белорусской сцены — народными и заслуженными артистами СССР и БССР Александрой Климовой, Юрием Сидоровым, Юрием Ступаковым, Анатолием Кашкером, Зоей Осмоловской, Ольгой Клебанович. Эти обласканные славой театральные звезды не каждому раскрывали свои легко ранимые души, а тут как-то запросто доверились новому режиссеру: они сразу же почувствовали в нем единомышленника, глубоко знающего, с тонким вкусом профессионала. И потом — подкупили его особая манера работы с актерами без излишней суеты, нервозности, категоричности, его дисциплина, чуть ли не врожденные тактичность и воспитанность. А как говорил В. Немирович-Данченко, воспитание — это когда другим хорошо. И им с новым режиссером было хорошо, легко, комфортно. Поэтому они всегда были не только исполнителями, но и соавторами его замыслов. Здесь Михаила Ковальчика судьба свела с выдающими писателями и драматургами, режиссерами театров и композиторами Советского Союза — Валентином Распутиным, Василем Быковым, Алесем Адамовичем, Эмилем Брагинским, Эдуардом Ханком, Валентиной Гаевой. Здесь его семье впервые в жизни предоставили двухкомнатную квартиру в столице на улице Одоевского, пытаясь «приворожить» к театру способного и перспективного режиссера белорусской школы.

Прочитав в журнале «Театр» пьесу американского драматурга Теннесси Уильямса «Сладкоголосая птица юности», Михаил тут же примчался к Борису Ивановичу: «Вот что нам обязательно надо ставить! А главная героиня — только Александра Ивановна Климова». Тогда у нас в стране этого драматурга считали «американским Чеховым». Во всех его ярких произведениях выписаны блистательные женские образы: они в чем-то странные и ни на кого не похожие, хотят дарить счастье, а дарить-то его, оказывается, некому. И «Птица» Уильямса тоже разлетелась по миру молниеносно. Как залетит в какой-либо театр, то обязательно принесет ему если не славу, то успех. Казалось, сюжет там до простого банальный. Немолодая актриса и юный спутник рядом. Но для драматурга — это Мужчина и Женщина, случайно сошлись два мира — один приземленный, карабкающийся любыми способами наверх, другой велик и прекрасен, как космос. Стареющая, да еще и выпивающая кинозвезда Александра дель Лаго под псевдонимом Принцесса Космонополис, скрывается от позора после провала последней картины в провинциальной глуши у своего юного жиголо Чанса Уэйна, который пытается с ее помощью распахнуть двери Голливуда. Она переполнена чувством любви. В ней — порыв, страсть, боль, отчаяние. Он молод, здоров, хорош собой и далек от душевных страданий. И эти два непохожих существа на каком-то коротком жизненном отрезке сталкиваются друг с другом и вступают в загадочный поединок. Но оба перерождаются. Она находит мужество расправить крылья и подняться с колен, а у ее ног зачем-то ползает еще «какой-то пляжный мальчик» — униженный, разбитый, слабый, опустившийся до самого дна этой жизни. Уильямс считает, что они оба — чудовища, но с большой разницей: одно — священное, другое — падшее.