Восхождение на Качкар - [10]
Деревня Хевек и мост через Хевек-суи 1917. Фото И. Зданевича
Но прежде чем перейти мост, мы проходим под турецкой вывеской, висящей на проволоке, протянутой меж столбами над дорогой. Повествует она о запрещении рубить лес в рощах над Хевеком. Усиленная порубка последних лет привела к тому, что поредевшие деревья не в состоянии удерживать зимой обильный снег, и пошли вредоносные обвалы, от которых чувствительно страдают верхние окраины деревни. Поодаль на каменном заборе, отделяющем тут дорогу от низовий берега, сидит группа мужчин до десяти, занятых беседой. Среди них и нужный мне хевекский мухтар. Все подымаются и вместе с нами идут восвояси в Хевек. Переходим каменный мост и вслед деревянный, перебираясь на правый берег Хевек-суи в деревню. Мухтар занят беседой с Мехметом. Среди остальных половина жила в России и владеет русским языком. Они обступают меня, засыпая вопросами о моей национальности, о моих целях, о войне, о политических перспективах. Потом идут темы лирические более. Они вспоминают Россию, где все служили хлебопёками по многу лет и откуда вернулись из-за войны. Нота сожаления неизменная. Один из собеседников, старик, оказывается, знает и Закавказье — он работал хлебопёком в Тифлисе. Справляется о разных аборигенах, поставщиком которых ему долгое время пришлось быть. Занят мелочами, подробностями. Я кое-кого знаю и могу несколько удовлетворить любопытство погрузившегося[42] в воспоминания старика. Однако пребывание и Тифлисе не дало ему случая выучить грузинский или армянский язык. Не знает грузинского языка и никто из нашего общества.
В Хевеке я прощаюсь со всеми и остаюсь в обществе мухтара. Покидает меня и Мехмет, остающийся немного в Хевеке у кого-то из своих друзей: потом он догонит меня. Мухтар сообщает, что мы отправимся в Меретет, мегле-дагу Хевека, где он сам сейчас живёт. Там я устроюсь на ночлег у одного из его знакомых — сам мухтар не может меня принять из-за отсутствия достаточно комфортабельного помещения. В Меретете же он даст мне второго проводника. Для меня ночлег в Хевеке выигрыш в 2 км по пути к Качкару, и я охотно соглашаюсь. Мы проходим Хевек, мимо домов и мечети. Мечеть — просторное здание, облицованное камнем грубой тёски, и бедная надписями, построена на средства одного разбогатевшего на промыслах хевекца. Миновав село, идём по дороге, прорезающей пастбища. Отведённый поток стекает по склону к реке. Десять деревянных мельниц одна за другой стоят, как солдаты на лестнице, растянувшись по склону, и слышно, как вода вертит горизонтально расположенные лопасти, — типичная мельница Гюрджистана и Западной Грузии.
Я присматриваюсь к моему спутнику и ближе знакомлюсь с ним. Высокого роста — сто семьдесят семь-восемь, стройный тёмный брюнет с небольшой круглой бородой и волосатыми руками. Одет в серый пиджак, жилет и папаху. 38 лет. Зовут его Ахмет Дульгер-оглы, сам он хемшин из села Холджо в водоёме Фортуны>18, но женился в Хевеке и вот переселился сюда. Восемнадцать лет прожил хлебопёком в Елизаветграде и из-за военной встряски вернулся домой>19. О причинах моего посещения не спрашивает ничего, видимо, беседа его с Мехметом исчерпала этот вопрос. Но сразу переходит к политике. Судьба русской революции и позиция Временного правительства по вопросу о мире сильно озабочивают его. Мира, как все проживавшие подолгу в России, ждёт не только из-за того, что невтерпёж разорение и обнищание, «посланное Богом» на его страну. Но в словах звучит надежда на возможность выехать в Россию на работу. И дальше беседа разворачивается, как все мои политические беседы в Гюрджистане, по трафарету. Несколько слов, и на очереди вопрос о судьбах оккупированной Россией страны. Обсуждение возможности status quo приходит всегда последним — это вопрос академический, и решение его страстей не возбуждает. В первую очередь, конечно, обсуждается вопрос о присоединении к Армении, и ответ на него неизменно отрицательный и нетерпимый. Но встретить знакомую мне нетерпимость у хемшина, «бабушка» которого ещё помнила армянский язык, я не думал. Попутно замечание о религиозной терпимости. Критикуя турецкие порядки, Ахмет доволен Россией: «Я 18 лет прожил там, и разве хоть раз кто-нибудь задел мою религию?» Относительно решения вопроса в смысле единой Грузии я ещё раз убедился, что это был пустой звук, не нашедший никакого отклика. Так было положено начало политическим прениям, развернувшимся во всей широте вечером в Меретете. Там получили развитие частью знакомые, частью новые черты нашей беседы в пути. Наша беседа была прервана зрелищем на пути, вскоре после поворота дороги, следующем в этом ущелью Хевек-суи, меняющего направление на SW. Отсюда ущелье представляет корытообразную долину, тянущуюся к перевалу на Хотучур и соседним пикам, и сдавлено с боков пологими откосами отрогов Качкара и Бавут-дага. Несколько выше моста, где ущелье меняет направление, дорогу нам перегораживала большая конеч ная морена
