Восхождение - [71]
Верхняя палуба корабля. Аристей и ближайший круг его друзей.
Легасов взволнованно:
- Мы вознеслись, всплывая, как в воде, когда бросаешься в нее глубоко...
Леонард смеется:
- Да только не в воде, в стихии света мы погружались и всплывали вновь, с дыханьем учащенным, как от счастья.
И мир вокруг - отсеки корабля, с пейзажами земными в интерьере, - в слепящем свете словно исчезал, а мы неслись стремительно, как птицы, свершая перелет чрез океан.
Эста в восхищенье:
- Где ж мы? Ах, там Земля. Как мы высоко над крышей мира!
Диана со вздохом удивления:
- Там-то что такое? Вершины гор сияют дымкой нежной, как летнею порой, - средь вечных льдов?
Эста уверенно:
- То Шамбала? Скажите, Аристей!
Аристей со смущением:
- Возможно, Шамбала. Ведь здесь Восток. Там озеро высокое в горах, Телецким я б назвал, но в небесах, где свет зари сияет до зари… По Данте – Ад, Чистилище и Рай, насколько рассудить пока я мог бы.
Эста радостно:
- А по традиции античной, значит, Аид и, стало быть, Элизиум?
- Наверное, все дело, как взглянуть. Там жизнь былая проступает в яви, не вся, а тех, кого мы узнаем…
Легасов, усмехнувшись:
- Да, это ж миф о островах блаженных!
Леонард не без сарказма:
- Так, что ж, и мы погрузимся в нирвану?
Аристей сосредоченно:
- Страна неведомая перед нами. Последняя планеты нашей тайна. Страною света названа недаром. Откроется она – мы спасены, иль парусник, как бурей унесенный, крушение потерпит у порога Вселенной всей. Опасность велика! Но что же в нас из всех земных страстей еще осталось, кроме устремлений к полетам духа и дерзанья?
Леонард с улыбкой:
- Мы можем все погибнуть, и тогда, уж так и быть, погрузимся в нирвану. Иль унесемся в Космос безвозвратно?
Легасов деловито:
- Зачем заглядывать нам в будущее среди великолепия земного?
Леонард заинтересованно:
- Мы можем посетить ваш замок, Аристей?
Диана, переглянувшись с Леонардом:
- Чей замок?
Леонард с гордостью:
- Принца. Здесь его владенья.
Аристей с грустью:
- Мы здесь для встречи со страною света, где прояснится перспектива жизни земной и звездной в прошлом и грядущем, когда часы Земли уж сочтены.
Парусник приводняется в горном озере.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Замок в горах. Аристей за столом; входит принцесса.
Аристей, выходя из-за стола:
- Принцесса!
- Варя я, а не принцесса.
- Как вам угодно. Только я привык, как к имени по природе вашей, что вы принцесса и хозяйка здесь.
Принцесса смеется:
- Я столько проспала и столько снов действительных, как жизнь, пережила сквозь дрему, что, мне кажется, все знаю, где я и что со мною и кто вы, художник чистый, втянутый в борьбу извечную добра и зла невольно, сын феи милой и наследный принц, по сказке, по легенде, примем это, когда в вас мощь волшебная творца столь явна и прекрасна. Но скажите, что в мире? Что в отчизне нашей ныне? Известья СМИ столь противоречивы!
Аристей с грустью:
- Была страна, великая страна, где жизнь исполнена добра и света, как в детстве мир пленителен и нов. Но хрупок юный мир в порывах вьюги чужих страстей, насилья и обмана.
И я провидел столько бед и бурь над нашею страной с ее прорывом к свободе, к свету, будто тьма веков простерлась крыльями ночей над нею, и торжествует Сатана над миром.
К исходу века новый мир, как греза и как заря ярчайшая, в полнеба, померкнет и угаснет, как Афины и Рим в зените славы и торжеств.
- Но отчего?
- Предательством верхушки безумной власти и элиты, впавших в искус богатства, как воры в законе, иль буржуа.
Принцесса:
- И это человек?
Аристей в том же тоне:
- Раздроблена, разграблена страна во имя демократьи и свободы, что торжествует под эгидой США, чей символ - доллар, Золотой телец.
Проторенной дорогою страданий бредут народы мира в никуда.
Проносится гул пролетающих низко самолетов.
Нет, здесь покоя нам уже не будет.
Принцесса в тревоге:
- И над страною света, может быть, нависла та ж угроза, что над нами?
- И к ней нет доступа, быть может, к счастью?
2
Там же и те же. Входит граф Фредерик.
Граф Фредерик в беспокойстве:
- В науках преуспев, земляне стали опасней, чем пришельцы или бури. По всем приметам, высадят десант.
Аристей с улыбкой:
- Уж не вернуться ль, граф, нам в старину?
- Но это не решение проблемы.
Принцесса, окидывая взором горы:
- А что же будет со страною света?
Аристей сосредоточен:
- Нет, речь о наших целях и задачах. Идея воскрешения людей усугубит проблемы на планете, да хуже, чем идеи социализма.
Принцесса, словно не находя себе места:
- Идеи наилучшие для всех, как странно, порождают лишь конфликты и войны; частный интерес и власти, смыкаясь, на Земле чинят террор, опасный для природы и людей.
Аристей вдохновенно:
- У нас не остается, может, к счастью, пути иного, как отплыть в просторы Вселенной как спасательное судно. Ведь образы людей как и живых, так и умерших, носятся по свету, иные уносясь к далеким звездам, летят, как светляки, чтобы сгоречь… Но можно их спасти, с их воскрешеньем, когда их образ сохранился в свете, как в зеркале, летящий среди звезд.
Граф Фредерик с удивлением:
- Свой образ сохранить и в смерти? Значит, условье воскрешенья – личность ты иль нет?
Аристей с улыбкой:
- Да, личность – это образ твой, тобой воссозданный поверх природы, иначе ты исчезнешь без следа, как и животные, с утратой жизни.
Киноновелла – это сценарий, который уже при чтении воспринимаются как фильм, который снят или будет снят, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. В киноновелле «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира. (Сонеты Шекспира в переводе С.Маршака.)
Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий.
Книга петербургского писателя, поэта и драматурга Петра Киле содержит жизнеописания замечательнейших людей России – Петра I, Александра Пушкина, Валентина Серова, Александра Блока, Анны Керн - в самой лаконичной и динамичной форме театрального представления.В книге опубликованы следующие пьесы: трагедия «Державный мастер», трагедия «Мусагет», трагедия «Утро дней», комедия «Соловьиный сад», весёлая драма «Анна Керн».
В основе романа "Сказки Золотого века" - жизнь Лермонтова, мгновенная и яркая, как вспышка молнии, она воспроизводится в поэтике классической прозы всех времен и народов, с вплетением стихов в повествование, что может быть всего лишь формальным приемом, если бы не герой, который мыслит не иначе, как стихами, именно через них он сам явится перед нами, как в жизни, им же пророчески угаданной и сотворенной. Поскольку в пределах этого краткого исторического мгновенья мы видим Пушкина, Михаила Глинку, Карла Брюллова и императора Николая I, который вольно или невольно повлиял на судьбы первейших гениев поэзии, музыки и живописи, и они здесь явятся, с мелодиями романсов, впервые зазвучавших тогда, с балами и маскарадами, краски которых и поныне сияют на полотнах художника.
Телестерион — это храм посвящения в Элевсинских мистериях, с мистическим действом, в котором впервые обозначились, как и в сельских празднествах, черты театра Диониса. Это было специальное здание в форме кубического прямоугольника, почти как современное, с большой сценой и скамейками для небольшого числа зрителей, подготовленных для посвящения. В ходе действия с похищением Персефоны и с рождением ее сына от Зевса Дионис отправляется в Аид, за которым спускаются в катакомбы под сценой зрители в сопровождении факельщиков, с выходом под утро на берег моря.
"Первая книжка стихов могла бы выйти в свое время, если бы я не отвлекся на пьесу в стихах, а затем пьесу в прозе, — это все были пробы пера, каковые оказались более успешными в прозе. Теперь я вижу, что сам первый недооценивал свои ранние стихи и пьесы. В них проступает поэтика, ныне осознанная мною, как ренессансная, с утверждением красоты и жизни в их сиюминутности и вечности, то есть в мифической реальности, если угодно, в просвете бытия." (П.Киле)