Восхождение - [70]
Хор Муз:
- Молодожены счастливы до слез, шипами уколовшись алых роз, но не в чаду любовного раденья, а в муках нового рожденья.
Юная девушка, вся сияющая светом, что кажется даже нереальной, проступает в кругу харит и граций, сопровождающих Эрота и Психею.
Хариты хором:
- Все бедствия сумевши превозмочь, Психея родила уж дочь.
Голоса из публики:
- Ее прозвали Вожделенье, на удивленье!
- Пожалуй, это гадко.
- Нет, это в век упадка, чтоб пошутить позлей придумал Апулей.
Хор Муз:
- Богиня новая, как утра свет; ее пленительнее нет. Эрота и Психеи упованье, Поэзия - ее прозванье.
Хариты и грации танцуют вокруг юной девушки.
Девушка, вся в блеске света, обводит взором вокруг, и тут у ее подножия проступают фигуры, узнаваемые публикой.
Голоса из публики:
- Послушайте! Так это маскарад, иль волшебство?
- Лазерное шоу!
Герольд вещает:
- Воссели боги выше. В поднебесье.
Голоса поэтов:
- На Галерее лица, как родные, знакомые нам с детства. То поэты собрались у подножия богини новорожденной, вместе вечно юной.
- Державин, величавый патриарх, и целая плеяда звезд ярчайших, каких не сыщешь более нигде в подлунном мире на восток и запад.
- Не надо и имен здесь называть. Но как и не назвать, когда их видишь, живых, столь величавых и простых, ум излучающих в сияньи света богини вечно юной?
- Имена срываются, к отраде нашей, с уст, со строфами, влекущими поныне, как первые признания любви деве юной, и к отчизне милой, и всем богам, коль свет сияет в них.
- О Лермонтов! О Пушкин! О Жуковский! Кому кто ближе в возрасте каком. О Батюшков! О Фет! О Блок! О Тютчев! О лирика любви, добра и света - залог бессмертия и красоты.
Теперь и поэты вслед за новорожденной богиней переходят в поднебесье и исчезают в сиянии небес.
Эрот и Психея сбегают вниз, усаживаются в карету, и представление превращается в веселое карнавальное шествие по аллее вокруг озера.
В вечерних сумерках над озером вспыхивает феерия света, с грохотом фейерверка, со снопами света, пронизывающими небеса, в которых проступает Золотой парусник на мгновенья и уносится ввысь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Занимается утро. Золотой парусник возносится в лучах зари, едва проглядывающих сквозь набежавшие грозовые тучи.
Каюта капитана. Аристей, Диана, графиня, Легасов, Леонард и Эста.
Аристей в тревоге:
- Всплывая, мы неслись быстрее света и у конца столетия настигли нежданно времена разрухи и упадка, с воцареньем, заместо демагогов, - олигархов, с их культом чистогана и насилья все ради демократьи и свободы, последних достижений на Земле, погрязшей в войнах ради потребленья! И сильный давит слабых, как зверье, все ради процветанья и свободы!
Легасов с удивлением:
- А дело в чем? Так повелось от века…
Аристей, всматриваясь в некие дали:
- Твердили все о гибели России. Но не тогда; она восстала снова, как птица Феникс, из огня и смуты, из пламени пожара мирового державою могучей… Но в зените космических свершений новый мир повержен, весь в руинах...
Диана в испуге:
- Ах, как в руинах!
Аристей, словно воочию просматривает жизнь людей:
- Светлые идеи оболганы, все ради чистогана; коррупция, преступность воцарились в стране, где блага всем доступны были, и с верой в лучшее все жили мирно, в стремлении служить добру и правде, без роскоши, без бедных и богатых, с идеей равенства и братства всех народов и племен, пусть самых малых.
Легасов глухо:
- Какой ценою справедливость эта была достигнута? За счет свободы!
Аристей, усмехнувшись:
- Ну, это с точки зренья буржуа.
Легасов с убеждением:
- Природу человека изменить нельзя, как видно.
Диана с возмущеньем:
- Он торгаш всего лишь?
Аристей в гневе:
- Свободы ради, ради чистогана, преследуя лишь собственные цели, он вправе уничтожить и планету, и разум, воспылавший во Вселенной?!
Вблизи парусника с грохотом пролетают истребители.
Аристей смеется:
- Для них мы НЛО. Или пришельцы. Пусть так. Уходим. Нас им не догнать.
Леонард в унынье:
- Куда мы?
- Парусник у нас недаром... Когда не на Земле, то среди звезд нам суждено взлелеять новый мир.
Леонард с величайшей грустью:
- Боюсь, нам не дадут, как и России, взлелеять новый мир; придут с войной и в Космос, где ей места быть не может, как на Земле с ничтожеством людей, радеющих о власти и богатстве на краткий миг земного бытия.
Аристей грозно:
- Да, Космос зла не стерпит, даже тени, опасен столь и справедлив, как Бог, карающий мгновенно за оплошность, не говоря о помыслах дурных. Но мы еще к полету не готовы.
Леонард обрадовавшись:
- Летим туда, где замок среди гор?
- Пристанища иного нет у нас.
Парусник уходит от истребителей, играючи, погружаясь в глубины океана или лесов, и даже в города, что дает возможность воочию наблюдать жизнь обитателей, как в кадрах фильма о природе, с сознанием, что планета Земля - зверинец, звездный зверинец, в чем проступает судьба человеческой цивилизации. Уйдя от погони, исчезнув, как летающая тарелка, парусник провисает в горах у замка, в виду страны света.
2
Золотой парусник словно несется в поднебесье с облаками, проплывающими внизу, где простирается Земля с ее рассветами и закатами; меж снежных вершин совсем близко исходит сияние, ослепительное и благоуханно нежное.
![Солнце любви [Киноновелла]](/storage/book-covers/c2/c2986c4d11a0b71012c14c245a49c143a9d137d6.jpg)
Киноновелла – это сценарий, который уже при чтении воспринимаются как фильм, который снят или будет снят, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. В киноновелле «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира. (Сонеты Шекспира в переводе С.Маршака.)
Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий.
Книга петербургского писателя, поэта и драматурга Петра Киле содержит жизнеописания замечательнейших людей России – Петра I, Александра Пушкина, Валентина Серова, Александра Блока, Анны Керн - в самой лаконичной и динамичной форме театрального представления.В книге опубликованы следующие пьесы: трагедия «Державный мастер», трагедия «Мусагет», трагедия «Утро дней», комедия «Соловьиный сад», весёлая драма «Анна Керн».
В основе романа "Сказки Золотого века" - жизнь Лермонтова, мгновенная и яркая, как вспышка молнии, она воспроизводится в поэтике классической прозы всех времен и народов, с вплетением стихов в повествование, что может быть всего лишь формальным приемом, если бы не герой, который мыслит не иначе, как стихами, именно через них он сам явится перед нами, как в жизни, им же пророчески угаданной и сотворенной. Поскольку в пределах этого краткого исторического мгновенья мы видим Пушкина, Михаила Глинку, Карла Брюллова и императора Николая I, который вольно или невольно повлиял на судьбы первейших гениев поэзии, музыки и живописи, и они здесь явятся, с мелодиями романсов, впервые зазвучавших тогда, с балами и маскарадами, краски которых и поныне сияют на полотнах художника.
![Телестерион [Сборник сюит]](/storage/book-covers/26/26eccd53a21947cfb846cea21bb5a8f768d31a86.jpg)
Телестерион — это храм посвящения в Элевсинских мистериях, с мистическим действом, в котором впервые обозначились, как и в сельских празднествах, черты театра Диониса. Это было специальное здание в форме кубического прямоугольника, почти как современное, с большой сценой и скамейками для небольшого числа зрителей, подготовленных для посвящения. В ходе действия с похищением Персефоны и с рождением ее сына от Зевса Дионис отправляется в Аид, за которым спускаются в катакомбы под сценой зрители в сопровождении факельщиков, с выходом под утро на берег моря.
![Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/storage/book-covers/e3/e326f235e794c0883a9f92e6387a2e445e29592c.jpg)
"Первая книжка стихов могла бы выйти в свое время, если бы я не отвлекся на пьесу в стихах, а затем пьесу в прозе, — это все были пробы пера, каковые оказались более успешными в прозе. Теперь я вижу, что сам первый недооценивал свои ранние стихи и пьесы. В них проступает поэтика, ныне осознанная мною, как ренессансная, с утверждением красоты и жизни в их сиюминутности и вечности, то есть в мифической реальности, если угодно, в просвете бытия." (П.Киле)