Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [38]

.

Сомнительно в этом объяснении понимание истории, фаталистически требующее обязательности совершения событий. Почему развитие должно было неминуемо привести к войне и революции, остаётся секретом. Важно также то, что́ именно Яковлев представляет себе целями социального прогресса, к которым стремился Столыпин — поскольку это соотносится также с целями позднейшей перестройки, к которым стремились Горбачёв и Яковлев в СССР. На этот вопрос важнейший советник Горбачёва дал весьма ясный ответ: «Свободный хозяин — вот она, великая надежда России. Вонзись она в практику, Россия спасена, Россия возрождена»[70].

Имел ли он под этим в виду установление общества мелких собственников, занятых на своих мелких промышленных предприятиях или на фермах? С учётом современного состояния средств производства, международного разделения труда и глобализации экономики это — реакционная мелкобуржуазная утопия, неизбежно обречённая на поражение. Эта «мечта» совпадает с социальным идеалом французского мелкобуржуазного теоретика Прудона середины XIX века, раскритикованного ещё Марксом в работе «Нищета философии»[71]. Яковлев перенял тезисы Столыпина, на которого, возможно, оказали влияние идеи Прудона, заявлявшего, что «предприниматель составляет ячейку, на которой основывается длительный порядок в государстве». Вот из этого рассуждения Яковлев пожелал вывести и цели советской перестройки: «Эту спасительную истину начисто выветрила советская власть. Именно с этого самого массового предпринимательства и надо было начинать рыночные реформы. Горбачёв понимал эту проблему, но боялся подступиться к ней. Ельцин не боялся, но так и не понял её судьбоносное значение»[72].

Стало быть, раз уж в то время не осуществились столыпинские реформы, то разразилась февральская революция 1917 года, поскольку «традиционное российское сознание да ещё неискоренимое стремление к нескончаемой драке привели и к войне, и к Февральской революции, и к последующей контрреволюции в октябре 1917 года»[73].

Это объяснение империалистической войны и революции глубинами русского сознания очень наглядно показывает, в какие мистико-идеалистические спекуляции можно впасть, освободив своё мышление от основных понятий марксистской теории общества и истории, в чём Яковлев неоднократно и не без гордости признавался.

В этом контексте нарастает враждебное отношение и к Октябрьской революции, которая — с точки зрения Яковлева — по своему характеру и целям являлась «контрреволюцией». Дословно: «На самом деле это была контрреволюция. Самая разрушительная перманентная контрреволюция в мировой истории. Без полного осознания этого факта нас ещё долго будут преследовать мучительные вопросы, что же с нами случилось в прошлом и что происходит сегодня»[74].

Если мы исходим из мысли, что контрреволюция после предшествовавшей ей революции восстанавливает прежние общественные и политические отношения, то тогда «контрреволюция» 1917 года должна была бы привести к реставрации царского самодержавия. Вместо этого Октябрьская революция занялась ликвидацией капитализма и всякого рода пережитков феодализма.

Программными для развития строя, установленного в Октябре 1917 г., стали три первых декрета Совета Народных Комиссаров о советской власти, о мире и о земле. Они соответствовали самым насущным чаяниям большинства населения. Но Яковлев фальсифицирует историю: «Итак, в первые же три дня контрреволюции провозглашены три программы: программа „Ненависть“, программа „Месть“, программа „Враги народа“»[75].

Несмотря на то, что советское общество в ходе своего строительства и развития подверглось серьёзным деформациям, и в нём возникали заметные противоречия между социальной базой и социальным содержанием, с одной стороны, и политической системой правления — с другой, тем не менее абсурдно характеризовать такое общественное развитие как перманентную контрреволюцию и как «самую разрушительную контрреволюцию в мировой истории». Даже самые злостные противники социализма не отрицали огромных достижений Советского Союза в областях экономики, образования и культуры, а также в социальной сфере.

Утверждение буржуазных историков и политических ренегатов, будто Октябрьская революция воспрепятствовала дальнейшему прогрессивному развитию России, является одной из крупнейших фальсификаций истории, с помощью которых принципиально отвергается легитимность социалистической революции и социализма. Потому-то опровержение этой исторической лжи и является первым необходимым шагом для отражения атак на социализм.

2.2.3. Было ли возможно строительство социализма в России?

Следующий принципиальный аргумент, часто выдвигаемый противниками социализма, равно как и представителями социал-демократии, заключается в утверждении, что большевики хотя и сумели захватить власть, однако из-за экономической, социальной и культурной отсталости России не имели возможности установить социалистического общества, поскольку для этого отсутствовали все цивилизационные условия. Прежде всего Карл Каутский в целом ряде публикаций неустанно повторял эту мантру. Видимо, его сбывшийся прогноз 1905 года лежал слишком тяжёлым грузом на его оппортунистической душе, и потому Каутский пытался вытравить память о нём своим агрессивным антикоммунизмом. Ленин специально обращался к выдвигаемым им аргументам, особенно в работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский», в которой он показал, насколько необоснованны и догматичны взгляды Каутского.