Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [205]

Чтобы пояснить это, мы должны вернуться к персональным вопросам и при этом вновь отметить, что случайность в исторических событиях иногда может играть очень большую роль. Горбачёв, при поддержке Лигачёва, привёл в Москву первого секретаря свердловского обкома Бориса Ельцина, поначалу поручив тому руководить отделом ЦК. Когда освободился важный пост первого секретаря московской парторганизации, Горбачёв и Лигачёв предложили на этот пост Ельцина, в то время как Рыжков был решительно против, однако не смог их убедить. Он всё же высказал серьёзное предупреждение: «Я вас не убедил, и вы пожалеете о таком шаге. Когда-нибудь будете локти кусать, но будет уже поздно!»[339]

Так Ельцин стал первым секретарём КПСС в столице — Москве, и с учётом важности этого поста он был избран и в Политбюро. О его деятельности в Москве имеются весьма разноречивые свидетельства, но если учесть, в насколько примитивной и брутальной манере он действовал позднее, когда, будучи президентом, обладал гораздо большей властью, то можно поверить в те рассказы, согласно которым он вёл себя грубо и рубил сплеча[340]. Кроме того, по-видимому, в то время он настолько высоко возомнил о себе, что будучи кандидатом в Политбюро, посчитал, что это для него слишком мало, и на пленуме ЦК в октябре 1987 г. потребовал сделать себя членом Политбюро. Этот непривычный и совершенно неожиданный демарш Ельцина (как оказалось, он несколько ранее направил письменную просьбу Горбачёву, однако тот не проинформировал Политбюро и ничего не сказал об этом) поднял острую дискуссию, в которой все участники резко отвергли требование Ельцина и осудили его поведение.

Поскольку Ельцин в ходе дискуссии сразу же подверг руководство чрезвычайно критическим нападкам, вскоре распространился миф о народном герое, который врезал большим шишкам, при этом его в основном расхваливали оппозиционные силы. Но во всяком случае стало ясно, что он совершенно не пригоден для этого поста в таком культурном и научном городе, как Москва. Он был слишком груб, слишком примитивен, слишком необразован и бескультурен.

Поэтому на следующий день в Политбюро состоялось совещание по вопросу, что с ним делать. Громыко предложил назначить его послом и отправить в отдалённую страну. Вероятно, он предполагал, что из этого дела могло возникнуть нечто большее. Но его предложение не было принято. В конце концов договорились оставить Ельцина членом ЦК и назначить его министром по строительству. Однако предчувствие Громыко оправдалось. Поскольку при следующем случае — а это было на XIX партийной конференции в июне 1988 г. — Ельцин выступил с требованием «реабилитации», при этом «ещё при жизни». Он поставил себя в один ряд с безвинно осуждёнными, реабилитированными лишь после смерти. Однако его «реабилитация» была нацелена на то, чтобы вновь быть принятым в Политбюро.

Однако на этот раз он действовал ловчее, выступив с речью в духе перестройки, которую демагогически использовал, чтобы восстановить делегатов против руководства, заявив, «что некоторые крупные партийные руководители погрязли в коррупции, взятках, приписках, потеряли порядочность, нравственную чистоту, скромность, партийное товарищество. Разложение верхних слоёв в брежневский период охватило многие регионы, и недооценивать, упрощать этого нельзя. Загнивание, видимо, глубже, чем некоторые предполагают, и мафия, знаю по Москве, существует определённо»[341].

Однако на своём предыдущем посту в Свердловске Ельцин и сам был не без греха в отношении этих явлений, которые он теперь ставил в вину другим. Если сравнить его демонстративное возмущение с его действиями тогда и позднее в качестве президента Российской Федерации по прозвищу «царь Борис», то станет ясно, что он отнюдь не защищал партийную этику. Режим его президентства вовсе не отставал от коррумпированного режима брежневской эпохи, напротив, он послужил безудержному обогащению его семейной клики под руководством его дочери, которая формально работала советником президента и отвечала за отношения с группой коррумпированных «олигархов», урвавших с помощью Ельцина значительную часть народного богатства.

Ельцин, видимо, чувствовал себя оскорблённым и униженным резким отказом на пленуме ЦК в октябре 1987 г. Рыжков вспоминает: «Ну а на той, XIX партийной конференции, на мой взгляд, была допущена еще одна, роковая для КПСС и страны, ошибка. Именно там Ельцин окончательно был отброшен в стан стремительно формировавшейся оппозиции, где он вскоре стал лидером»[342]. С тех пор он связывал свою жажду власти с разрушением существующего союзного государства, и ради этого он без угрызений совести входил в союз с любыми оппозиционными силами, получившими таким образом вождя с политическим опытом.

Стремление к власти любой ценой, конечно, не является универсальной чертой человеческого характера, однако человека, имеющего к этому склонность, оно может стать главной чертой, если общественные условия и обстоятельства позволяют и даже поддерживают это. В той политической системе, которой обладало советское общество, это не только было возможно, но и всегда представляло опасность, в особенности для людей, достигших высших структур власти. Рыжков на основе своего опыта считает: