Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [112]

По сути это совпадало и с ленинской теорией революции, однако же Сталин не был с этим согласен. Он был готов оказать военную поддержку республиканскому правительству — но при условии, что борьба против Франко будет иметь целью лишь создание буржуазно-демократической республики, а не социалистическое преобразование общества. Это привело к расколам и спорам внутри революционных сил, чему ещё более послужило то, что свою абсурдную борьбу против троцкизма Сталин привнёс в ряды революционного движения, заметно ослабив его этим.

История испанской гражданской войны ещё нуждается в более детальном исследовании для выяснения всех аспектов и воздействий сталинской политики. Хотя большинство сражавшихся в Испании в интербригадах долгое время молчали об этих проблемах, всё же стало известно достаточно для понимания того, что политика Сталина послужила важным фактором, содействовавшим поражению революционных сил от Франко. Вероятно, это послужило и тому, что многие советские офицеры, служившие советниками в испанской гражданской войне, после своего возвращения были арестованы и убиты — так же, как и журналисты, работавшие репортёрами в Испании. Им было известно слишком много о тех событиях.

Какие мотивы побудили Сталина занять позицию, столь противоречившую пролетарскому интернационализму, — это так же ещё ждёт более детального исследования. Разумеется, сыграло роль то, что он хотел избежать серьёзных конфликтов с западными державами, прямо или косвенно поддерживавшими Франко своей политикой «невмешательства». Перед лицом активного военного вмешательства фашистских держав — Германии и Италии — на стороне Франко, такое поведение, судя по всему, означало отход от интернационального долга. Вероятно, имело значение и то, что здесь впервые в практической форме возникло противоречие, решения которого Сталин ещё не знал, а именно: противоречие между интересами коммунистического движения с одной стороны и интересами советского государства — с другой. Коминтерн изначально считал, что эти интересы хоть и не идентичны, однако по большей части совпадают. Но в практической политической борьбе на международном уровне этот абстрактный тезис оказался невыполнимым.

Вероятно, Сталин не интересовался социалистической революцией в Испании потому, что считал незначительными её шансы на победу, а возможно, и потому, что он уже отошёл от цели всеми средствами поддерживать пролетарскую революцию для развития международной социалистической революции. Многое указывает на это предположение, и в особенности ответ Сталина на вопрос, отошёл ли Советский Союз от этих первоначальных целей «мировой революции». В 1936 г. в беседе с американским журналистом Роем Говардом он сказал, что такой цели не было никогда. После этого Говард захотел узнать, не является ли это скорее недоразумением, возможно, даже трагическим. На это Сталин лаконично ответил: «Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим»[202].

Концепция Ленина и большевиков о международной социалистической революции превратилась для Сталина к 1936 г. лишь в трагикомическое недоразумение, которое он всеми силами старался разъяснить, дабы не беспокоить капиталистические державы, ради возможности беспрепятственного развития советского государства. Видимо, для него великодержавное положение Советского Союза и навязывание его интересов приобрело уже наивысший приоритет. Когда Харальд Нойберт описывает позицию Сталина по этому вопросу так: «В продолжение мировой революции он при реалистической оценке ситуации, возможностей и объективных тенденций больше не верил уже во второй половине 20‑х годов, признавая его на словах», то можно смело с ним согласиться. Однако я сомневаюсь, что в этом деле решающей была «реалистическая оценка», поскольку в субъективистском мышлении Сталина она чаще всего играла подчинённую роль.

Это недостаточно интернационалистское отношение столь же ясно проявилось, когда после окончания Второй мировой войны Сталин отказывал в какой бы то ни было поддержке революционному освободительному движению Греции, стремившемуся превратить борьбу против фашистских оккупантов в начало социалистического развития, так же, как в Югославии. Хотя он и аргументировал своё отрицательное отношение тем, что греческая революция не имеет шансов на победу, очень сомнительно, что это было именно так, и, кроме того, для марксиста это — весьма филистерский аргумент.

Югославский политик Эдвард Кардель (1910–1979) обсуждал со Сталиным греческую проблему в конце 1948 г., когда борьба ещё не завершилась. Сталин, как он рассказал позднее, спросил его: «Неужели вы верите в победу восстания в Греции? Ведь это иллюзия, верить, что западные державы оставят Грецию коммунистам. Вы вместе с греками живёте иллюзиями и этим создаёте политические трудности всем нам»[203].

Греческая революция и в самом деле имела шансы на успех, хотя бы из-за сильной поддержки партизанских отрядов населением, и потому, что в освободительной борьбе она уже охватила бо́льшую часть греческой территории, а также из-за прямого соседства с Югославией и её поддержки. Чтобы не допустить успеха этого движения и спасти монархию, британская армия вмешалась в борьбу на стороне реакционных монархистских сил, в то время как Сталин спокойно наблюдал, как революцию в течение нескольких лет утюжат в кровопролитных сражениях при помощи британских войск. Очевидно, благосклонность правящих кругов Англии казалась ему более важной, хотя сразу по окончании мировой войны Черчилль и призвал к борьбе против социализма.