Восхождение Губернатора - [54]

— Кровотечения нет, — говорит она. — Папочка?

Эйприл щупает его лоб. — Он как ледышка.

— Кислород поступает?

— В полном объёме.

— Папа? — Эйприл осторожно перемещает старика так, что он оказывается лежащим на спине, с кислородной трубкой через верхнюю губу.

Они опять бьют его по щекам.

— Папа? Папа? Папа, ты слышишь нас? Папа?

Старик закашливается, его веки дрожат. Он моргает. Он пытается вдохнуть полные легкие воздуха, но его неглубокое дыхание продвигается рывками по горлу. Он закатил глаза и, кажется, находится в полусознательном состоянии.

— Папа, посмотри на меня, — говорит Эйприл, ее рука нежно разворачивает его лицо к ней.

— Ты видишь меня?

— Давайте его на кровать, — предлагает Тара. — Ребята, Вы не против нам помочь?

Филип, Ник и Брайан шагают в комнату. Филип и Ник подхватывают старика с одной стороны, а Тара и Брайан — с другой, и на счет три, они осторожно поднимают его с пола и кладут на кровать, заставляя пружины скрипеть и подвешивая трубку с одной стороны.

Спустя несколько мгновений, они прочищают трубку, и укрывают старика одеялами. Только его бледное, осунувшееся лицо виднеется над простынями. Его глаза закрыты, его рот чуть приоткрыт, он дышит урывками, и это звучит как двигатель внутреннего сгорания, который отказывается работать исправно. Каждые несколько минут его веки трепещут и за ними проскальзывает мерцание, губы растягиваются в гримасе, но потом его лицо вновь провисает. Он всё ещё дышит… с трудом.

Тара и Эйприл сидят по обе стороны кровати, поглаживая долговязую фигуру под одеялом. Долгое время никто ничего не говорит. Но вполне вероятно, что думают они об одном и том же.

* * *

— Вы думаете, что это инсульт? — тихо спрашивает Брайан несколько минут спустя, сидя у раздвижных стеклянных дверей.

— Не знаю, не знаю.

Эйприл расхаживает по гостиной и грызёт ногти, в то время как остальные в комнате наблюдают за ней. Тара в спальне, у кровати отца.

— Какие у него шансы, без медицинского ухода?

— А подобное уже случалось раньше?

— У него и раньше были проблемы с дыханием, но ничего подобного тому, что сейчас. — Эйприл останавливается. — Боже, я знала, что этот день когда-нибудь наступит.

Она утирает глаза, мокрые от слёз.

— У нас остался последний кислородный баллон.

Филип интересуется лечением.

— У нас есть его препараты, конечно же, но сейчас ему не станет от них лучше. Ему нужен врач. Старый упрямец продинамил последнее назначение месяц назад.

— Что у нас с медикаментами? — спрашивает ее Филип.

— Я не знаю, мы нашли кое-какую дрянь на верхнем этаже: антигистаминные и подобное дерьмо.

Эйприл делает несколько шагов.

— Мы достали пакеты первой помощи. Большое дело! Тут всё серьёзно. Я не знаю, что нам делать.

— Давайте успокоимся и доберемся до сути. — Филип вытирает рот. — Сейчас он мирно отдыхает, верно? Его дыхательные пути чистые. Вы никогда с подобным не сталкивались… возможно, он выздоровеет.

— А если нет? — Она замирает и смотрит на него. — Что если он не придёт в норму?

Филип встаёт и подходит к ней.

— Слушай. Мы должны сохранять ясность ума.

Он гладит её за плечи.

— Мы будем внимательно наблюдать за ним, мы что-нибудь вычислим. Он упрямый стреляный воробей.

— Он упрямый стреляный воробей, который умирает, — перечит Эйприл, и одинокая слеза катится по её щеке.

— Ты этого не знаешь, — отвечает Филип, стирая слезу с её щеки.

Она смотрит на него.

— Хорошая попытка, Филип.

— Да брось ты.

— Хорошая попытка. — Она отводит взгляд, подавленное выражение её лица словно печальная посмертная маска. — Хорошая попытка.

* * *

В ту ночь девочки Чалмерс сидят у постели своего отца, придвинув стулья по обе стороны кровати, фонарик на батарейке освещает мертвенно-серое лицо старика бледным светом. В квартире холодно, как в холодильнике для мяса. Эйприл видит облачка дыхания Тары.

Старик большую часть ночи неподвижно лежит на кровати, его впалые щеки иногда подрагивают от одышки. Его седые бакенбарды, похожие на металлические опилки в магнитном поле, двигаются от судорог его пораженной болезнью нервной системы. Время от времени его сухие, растрескавшиеся губы начинают бессильно шевелиться, в попытке сложить слово. Но кроме небольших сухих вдохов, он не произносит ни слова.

В первые минуты после полуночи, Эйприл замечает, что Тара задремала, её голова лежит на кровати. Эйприл достает одеяло и бережно укрывает им сестру. Вдруг она слышит голос.

— Лил?

Он исходит от старика. Его глаза все ещё закрыты, но он порывисто разевает рот, его лицо охвачено гневом. Лил — сокращенно от Лилиан, покойной жены Дэвида. Эйприл годами не слышала этого имени.

— Папочка, это Эйприл, — шепчет она, трогая его за щёку.

Он отшатывается, его глаза по-прежнему закрыты. Его рот искажен, голос выходит невнятным, как у пьяного, из-за повреждённого нерва с одной стороны его лица.

— Лил, запусти собак! Шторм надвигается, сильный шторм, северо-восточный!

— Папочка, проснись, — нежно шепчет Эйприл. Эмоции переполняют её.

— Лил, ты где?

— Папочка?

Молчание.

— Папочка?

В этот момент Тара поднимается, моргает, привлечённая звуком сиплого голоса её отца. — Что происходит? — спрашивает она, протирая глаза.