Восходящие потоки - [8]

Вторую дочку Карл ненавидел еще сильнее, потому что она мало того что была похожа на него как две капли воды, но и внутренне была вылитый Карл.

Она никуда не затерялась и, даже более того, была у всех на виду, беспрестанно снимаясь в телесериалах, специализируясь на амплуа искательниц любовных приключений.

"Этой прошмандовке и играть-то ничего не надо, — цедил сквозь зубы Карл, когда речь заходила о его дочери-актрисе, — она и в жизни такая".

Какое-то время лицо Карла кривит гримаса ненависти: видимо, он вспоминает своих дочерей. Но долго оставаться мизантропом этот эгоист не может.

— Господи, хорошо-то как! — шепчет он. Лицо его разглаживается, приобретая самоварный оттенок, который очень ему идет.

Карл не менее минуты, слегка прищурившись и редко мигая, созерцает крохотные отели и пансионы, тонущие в густой темной зелени, за которыми, словно нарисованные на серебристо-голубом полотнище неба, высятся горы с окультуренными склонами — игрушечные горы австрийских Альп.

Насладившись рекламными красотами, Карл радостно вздохнул, потянулся за солнечными очками и в этот момент увидел полную пожилую немку, с которой при встрече всегда галантно раскланивался.

Карл и на этот раз был необыкновенно учтив: он слегка привстал и рукой грациозно притронулся к шляпе.

И тут, пытаясь придать лицу выражение максимальной приветливости, он состроил такую зверскую физиономию, что женщина схватилась за сердце.

— Еще один такой опыт, — заметил я, когда дама, тяжело ступая, с озадаченным видом прошествовала мимо, — и старухе конец: она от удивления лопнет. Она лопнет, а тебя привлекут к ответственности за членовредительство. Не смотри на нее так…

— А как я должен был на нее смотреть?..

— Ты должен был смотреть на нее доброжелательно.

— Я и смотрел доброжелательно.

— Если бы…

— Оставь меня в покое! Буду я тебе доброжелательно смотреть на какую-то старую кикимору. Мне на себя-то смотреть тошно…

— Не ври. Ты себя обожаешь. А на нее не смотри, обойдись как-нибудь без этого.

— На кого мне тогда прикажешь смотреть?

— Смотри на меня.

— Я и смотрю.

— И?..

— Получаю ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Вот так-то лучше. Давно хотел тебя спросить…

— Если давно, то лучше не спрашивай, знаю я твои вопросы.

— Что это за имя у тебя такое, Карл? За что и в честь кого тебя так обозвали?

— А почему ты спрашиваешь?

— Из чистого любопытства.

— Имя как имя… — Карл зевнул. — Если помнишь, Маркса, так звали… Да и Либкнехта тоже… еще Линнея… а также целой своры королей от Карла Великого до Карла Безумного, который, помнится, дрался с собаками из-за мозговой косточки… И потом, не Иваном же было меня называть. Отчество у меня подгуляло, вот в чем дело, да и фамилия… Представляешь, Иван Вильгельмович Шмидт?

— Ты полагаешь, что Карл Вильгельмович лучше?

Карл опять зевнул.

— Не знаю… Мне нравится. На мой взгляд, звучит вполне пристойно, почти по-королевски. А если честно, то, по большому счету, мне наплевать. Хотя уменьшительное от Карла мне не очень-то по душе…

Я с невинным видом спросил:

— А как тебя называют влюбленные женщины? И как величала мама, когда звала обедать?

Карл ухмыльнулся.

— Мои возлюбленные обращаются ко мне по имени-отчеству. Даже в постели. А мама… Мама меня любила без памяти, но женщиной она была остроумной и злой. Она называла меня… Карликом.

Я окинул взглядом могучую фигуру своего друга.

— Можно и мне?..

— Не стоит, — отрезал Карл, — это будит во мне грустные воспоминания.

Он поерзал в кресле, выпрямился и после паузы спросил:

— Как я сегодня выгляжу?

С минуту я внимательно изучал самодовольный лик Карла.

— Ты великолепен и выглядишь, как разжиревший сакс, много лет проживший в Париже. Такой ответ тебя устраивает?

Карл ответил не сразу.

— Как тебе известно, я действительно некоторое время обретался во Франции, — сказал он, и легкая тень легла на его лицо.

— А кто ты по национальности?

— Ты забыл про "давно хотел тебя спросить".

— Давно хотел тебя спросить, кто ты по национальности.

— Из тевтонов мы. Или из вестготов. А может, из лангобардов.

— А кем ты себя ощущаешь?

Карл на секунду задумался и, горделиво выкатив грудь, заявил:

— Я гражданин мира!

— Ясно: безродный космополит… И все-таки, кто ты?

Карл опять задумался.

— По всей видимости, русский.

— Ты в этом уверен?

— Знавал я одного славного парня, у которого папа был еврей, а мама — француженка. То есть в его жилах не было ни капли русской крови. Так вот, в паспорте этого субъекта в графе национальность было написано "русский". Он так решил. И это его неотъемлемое право, — Карл помолчал. — А по поводу моей национальности… Ну, посуди сам, коли у меня папаша, хоть и Шмидт, но по паспорту русский, да и по маминой линии точно такая же история… Да будет тебе известно, что ее остзейские предки обрусели, перекрасившись в бело-сине-красные цвета, чуть ли не при Екатерине Второй.

Одним словом, деваться-то мне было некуда, и я автоматически стал русским. Таким образом, как ни верти, я русский. Хотя имею германских прародителей и мог бы предпринять попытку пролезть в чистопородные немцы. Но что-то удерживало меня. Возможно, мысль о соборности и бескрайних просторах России…