Сводки МВД свидетельствуют: более 70 процентов тяжких преступлений совершается в темное время суток. «Статистику нарушать нельзя — тем более дебютанту. А потому — с богом!» — благословил я сам себя и, приклеив фальшивую бороду, глухой ночью вышел из дому…
* * *
Размышления гамлетовского масштаба — убить или не убить — впервые посетили меня несколько лет назад. Произошло это, естественно, ночью. Ибо именно ночью нас осеняют мысли, с которыми днем не справиться. Я лежал на продавленном диване, который хранил немало тайн моих давних и недавних грехопадений, и, полируя взглядом потолок, предавался раздумьям о природе аморальности.
Что движет теми, кто всем видам полезной человеческой деятельности противопоставил уголовный промысел? Какими мотивами руководствуются люди, когда принимают судьбоносное решение стать кровопийцами, головорезами, душегубами и прочими супостатами? Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала систематизировать преступных изгоев общества, решил я, то есть разбить мерзавцев на группы по интересам.
Систематизацию (или, если угодно, классификацию) я начал с тех, кто всегда у всех на виду, кто не прячется, кто живет открыто, широко, шумно, беззаботно, красиво, с шиком. Убил, украл — и на неделю в Сочи, к проституткам, шашлыкам и кабацким загулам. Эта привлекательная категория преступников состоит, как правило, из бесшабашных весельчаков, любящих легкую жизнь.
Другим, мучимым бессонницей, вообще в голову не приходит ничего, кроме мыслей о злодеяниях. Им нестерпимо хочется кого-нибудь зарезать — предпочтительней кого-то из близких, например, тещу или жену. Эти маниакальные страстотерпцы, которых изо дня в день сварливые бабы доводят до полной потери самообладания, по-моему, достойны снисходительного сочувствия и сострадательного понимания.
Третьим нравится процесс убийства, то есть сама процедура лишения человека жизни. Зачастую они убивают из озорства. Эти проказливые негодяи дня не могут прожить без того, чтобы не свернуть кому-нибудь шею. Прежде чем умертвить жертву, они изуверски ее пытают, а потом, беззаботно насвистывая, принимаются разделывать труп на порционы. Они рассматривают убийство не как серьезное, ответственное дело, а как досуг, как хобби. Они коллекционируют убийства, как другие коллекционируют марки или пустые винные бутылки.
Четвертый не знает, чем себя занять, вот он и гоняется с тесаком за припозднившимися прохожими. Этот готов укокошить любого, кто попадет под горячую руку. Он как расшалившийся ребенок, зашедший в своем баловстве слишком далеко. Если его спросить, зачем ему все это надо, он недоуменно пожмет плечами.
Пятые превратили убийство в тонкое ремесло, почти в искусство. Эти тоже любят пожить красиво, но предпочитают делать это без лихачества, без излишнего шума, без самодурства, без так называемого купечества, то есть без демонстративного битья ресторанных зеркал, плясок вприсядку и пощипывания официанток за соблазнительные места. В свободное от убийств время они ведут богобоязненный, малоприметный образ жизни. Скрупулезное обдумывание, тщательная оценка, детализация и прогнозирование вероятных рисков, выбор типа оружия, изучение аналогичных случаев, отработка плана операции на местности, позиционирование своей деятельности в противоречивом и сложном мире криминала — вот кредо этих обстоятельных и вдумчивых негодяев. Сложная, увлекательная и, как сейчас принято говорить, креативная специальность. Но, увы, полная смертельного риска: киллеру в конечном итоге могут самому открутить голову, очень часто от него избавляются при первом удобном случае.
История знает немало иных примеров. Вспомним хотя бы так называемых идейных злодеев. Здесь правофланговый, бесспорно и безоговорочно, Гитлер. Центр, слава богу, пока свободен. Претендентов прошу вставать в очередь. На левом фланге — сразу несколько отвратительных субъектов: тут и кровожадные боги Олимпа, и Тамерлан, и Александр Македонский, и Наполеон, и Мао, и десяток президентов некоторых стран, где любят потрепаться о свободе, демократии и так называемых моральных ценностях. Вот уж кто попил народной кровушки! Ну, до них мне не дотянуться. Это ж сколько надо было перебить народа, чтобы в памяти значительной части человечества остаться рыцарями без страха и упрека, величайшими героями и гениями на все времена! Им ставят памятники в столицах самых просвещенных и цивилизованных стран мира.
В арьергарде маячит дрожащая фигура некоего юноши, на изломанной совести которого смерть всего лишь двух никчемных теток. Но как громко — на весь мир! — этот полусумасшедший мечтатель заявил о своем праве убивать во имя высоких принципов! К нему можно пристегнуть француза Пьера-Франсуа Ласенера, преступника, для которого, — по словам Достоевского, — убийство человека было тем же самым, что «выпить стакан вина». Оправдывая свои преступления, Ласенер писал стихи и мемуары, доказывая в них, будто он «жертва общества», мститель, борец с общественной несправедливостью во имя революционной идеи, якобы подсказанной ему социалистами-утопистами.
Я не имел кровавого опыта и колебался, не зная, к какой категории убийц примазаться. По-моему, ни одна из групп мне не подходила. Может быть, ближе остальных была позиция Раскольникова. Все-таки интеллигентный человек, студент. Но мне не нравилось, что он ограничился столь малым числом жертв: ему, на мой взгляд, не хватало размаха.
