Восходитель - [27]

В Абалаковской команде

«С 1957 года я навсегда перешел работать в лагерь «Шхельда» начспасом».

Приглашение в «Шхельду» он получил после спасаловки на пике Щуровского, но решение о переходе принял не сразу. Предложение было заманчиво по многим причинам. «Металлург» работал только летом и имел длинный межсезонный простой, а если нет работы, то нет и зарплаты, а надо на что-то жить. С другой стороны, приглашение в «Шхельду» по сути приглашение В абалаковскую команду, а это большая честь. Абалаков имел зоркий глаз на талантливых альпинистов. Кроме того, «Шхельда» обещала в ближайшие два года квартиру в Нальчике. О своей крыше над головой мечтает каждый скиталец.

Приглашение в «Шхельду» получил и Иосиф Кахиани, с которым Миша успел подружиться и сейчас был не прочь посоветоваться. Вообще советоваться очень сванская привычка. За советом готовы идти к кому угодно и куда угодно, хотябы два-три слова услышать. Ну, а если нет поблизости человека, сван снимает свою шапку скорлупку, кладет ее перед собой и ведет разговоры с ней. Лишний раз подумать никогда не мешает.

Иосиф был старше на десять лет, многоопытнее, рассудительнее и, что особенно нравилось Мише, всегда давал хороший ответ.

Лучшая союзная команда, твердая зарплата, квартира, сказал Иосиф. Надо переходить в «Шхельду».

С грустью отпустил «Металлург» своего любимца, понимая, что его уход был вызван жизненной необходимостью.

В «Шхельде» Миша познакомился с Абалаковым, приехавшим в лагерь в конце июня, и уже во время первого разговора почувствовал, что понравился этому человеку.

Третье десятилетие имя Виталия Абалакова гремело в альпинизме. Особенно сильными были его послевоенные восхождения. Что ни сезон, то рекордное достижение. Откуда в нем, неболышом и щуплом на вид, такая мощь?

Несмотря на свои пятьдесят, Абалаков выглядел молодо. Он сидел ровно, чуть откинувшись; руки его были Подвижны то скрещивались на груди, то жестикулировали. Эти руки привлекали к себе внимание. вернее, даже не руки, а пальцы, еще точнее то, что от. них осталось. Передние фаланги левой кисти, словно ударом топора, были отсечены ровным рядом; правую кисть пощадили рубили по косой от мизинца к указательному (следы Хан-Тенгри), Пальцы-обрубки скользили по лицу, поглаживали бритую голову, чесали за ухом, выстукивали на столе беззвучные, триоли; они были игривы, эти пальцы.

Белые, выжженные солнцем брови, глубоко сидящие глаза, маленький острый подбородок, тонкие губы, веер височных морщин, ироническая улыбка в нем было что-то вольтеровское. Ходил он прихрамывая. Левая нога с ампутированными пальцами (все тот же Ханигри) не давала толчка и чуть отставала. Железный хромец...

Миша задумал в новом сезоне взойти на Донгузорун. Северо-западная стена этой вершины нависала над ущельем, волнуя альпинистские души. Огромная ледовая шапка венчала макушку горы. Периодически шапка обламывалась, оглашая окрестности грохотом канонады. Те, кто был вблизи, могли видеть, как билось по стене белое месиво.

Донгузорун

Стену уже «заявляли» на чемпионатах, но выйти на нее пока не решались.

Владимир Кизель, высокий седоватый альпинист из абалаковской команды, высказал любопытную мысль. Альпинист менее всего дипломат, он слишком верен выбранной цели, хотя ситуации иной раз подсказывают и другие варианты. В этом упрямстве он весь. Непогода, опасности, а он знай прет на свою гору. Такую, чисто альпинистскую черту характера надо учитывать. Поэтому лучше долго отбирать цель, чем потом идти упрямо к ложной. Миша сказал, что он не считает Донгузорун случайной целью.

Абалаков высказался более категорично:

Стена не представляет особой технической сложности, разве что ледовая шапка; однако подставлять добровольно голову под шальную глыбу льда просто глупо. По теории на эту стену нечего было соваться: она была объективно опасна. Широченные белые желоба, пробитые обвалами, пересекались в нижней части стены и напоминали гигантские клещи для колки сахара. Куски бело-зеленого льда, лежащие внизу на леднике у кончиков клещей, усиливали это впечатление. Правая рукоять клещей была похожа на цифру 7. Выше и ниже перекрестия чернели скальные треугольники места относительной безопасности. Стена беспрерывно разговаривала: шипела, рокотала, ухала. Падающий лед бомбил ее во всех направлениях. Сверху навесными «снарядами» обстреливала шапка. Висячий ледник на середине стены (верхняя черта семерки) бил с фланга. Маленький ледопад у перемычки между Донгузоруном и Накрой также шебуршился, поддавал огня.

Самым неприятным местом было перекрестиеклещей. Все, что ни падало по желобам, било в этот крест при большом отломе льда вся стена с обоими треугольниками осыпалась осколками, и тогда на ней не спастись.

Но как маняще-сладостна эта дрожащая в воздухе опасность, как горячит кровь этот реальный риск! Конечно, стена не абалаковская, на ней нельзя отвести угрозы. Он так и сказал: «Не рекомендую». Однако Мише казалось, что рекордное восхождение должно быть немного безумным.

Как твое мнение? - спросил Миша Иосифа.

Стена серьезная, но мы ее пройдем.

Иосиф всегда знал хороший ответ.