Восходитель - [28]
В принципе не одобряя задуманное восхождение, Абалаков по-отечески опекал двойку. Из своих запасов снаряжения он выделил легкие трехступенчатые лесенки, всевозможные крючья, клинья, «чтобы не метаться по стене». Дал дельные советы по - тактике, по времени прохождения тех или иных участков, по взятию шапки.
Все готово, можно выходить. Однако затея чуть было не сорвалась по совершенно неожиданной причине.
...Рассерженный Виссарион спешил в «Шхельду» через перевал Джан-Туган. С него хватит. Сын совсем отбился от рук. Живет не поймешь где, домой почти не заявляется мелькнет, как гость, и прощай на полгода, о семье не думает, брак не признает. Просил как-то Марлена поговорить с Мишей. Очень надеялся на с этот разговор: Марлен старый друг, знает Мишу чуть ли не с пеленок. Какое там! Старый друг получил такой отпор, что зарекся касаться щекотливой темы. А теперь еще дикие слухи: твой сын сумасшедший, он выбирает самые страшные стены, свою жизнь потеряет и других погубит. Разве можно после этого усидеть дома? Ничего, он найдет на него управу...
Вот возьму и отправлю насильно домой, - твердил вслух Виссарион. Я еще не потерял своего отцовского права...
Миша всполошился, увидев в лагере хмурого отца. Что-нибудь дома?
Мне непонятно, - волнуясь, заговорил Виссарион, я, похоже, в горах не был дураком, твой дядя и родичи тоже, но в кого ты такой удался? Если не умеешь умно ходить, отправляйся домой, я найду тебе работу...
Миша понимал, что своими доводами не переубедит разгневанного отца..
Я пока в горах ничего плохого не сделал. Пойдем к старшим, спросим. Пошли, спросили. Кроме хорошего, Виссарион ничего не услышал. И что более всего его удивило: сын пользуется здесь уважением...
- Пойдем посмотрим стену. Если запретишь, я не пойду, - сказал Миша.
Долго смотрел на Донгузорун Хергиани-отец.
Стена крута, но не предельно, до шапки вполне проходима. Если бы не годы, он, пожалуй, сам рискнул бы. Стоило ли теперь удивляться сыну? Он не c тл отговаривать.
Если хочешь иди. Но мне трудно будет смотреть на это восхождение. Приду домой, скажу всем, что ты передумал. Пусть никто не волнуется, они и так извелись. Сам отправлюсь на охоту, займу себя делом, не смогу я спокойно ждать известий. Дня через три вернусь и прочту телеграмму. Молю бога, чтобы она была хорошей.
Потом голос отца стал мягче: я разрешаю тебе это восхождение, но пойми и меня. Возращайся домой, хватит скитаться по чужим углам у тебя дома жена. Не забывай.
Да, конечно. Надо было что-то предпринимать. По отношению к Като он поступил некрасиво. Нелегко ей там, в Сванетии, нести свой крест. Но и она хороша как она могла явиться на свадьбу, зная, что его на свадьбе не будет?!
Миша ничего не ответил отцу.
21 июля лагерь «Шхельда» провожал Мишу и Иосифа на Донгузорун. В машину к восходителям забрались десятки попутчиков.
Еще раз посмотрите, подумайте, - напутствовал Абалаков.
На штурм вышли ночью 22-го числа. Нижний, скальный треугольник преодолели с фонариком. Утром в быстром темпе пересекли перекрестно семерки. Перед скалами второго треугольника на пути оказался бергшрунд. Мостика не было. Пришлось лезть в ледовую трещину и по отвесной стенке выбираться наверх. Пошли в ход лесенки, захваченные для шапки. На скалах второго треугольника очень пригодились клинья. Изредка то там, то сям пролетали куски льда. Во второй половине дня солнце перешло через гребень и стена заговорила камнями: их шуршащий свист заставлял поминутно прижиматься к скалам. Внизу у дороги-скопище людей и машин: за альпинистами следили сотни зрителей. Это приятно волновало.
Мише хотелось как можно больше пройти в первый день, он готов был лезть непрерывно, но слова напарника «чангал хахд» (крюк бей) заставляли останавливаться и думать о тхвк.
К 6 часам вечера они подошли к маленькой площадке в верхней точке второго треугольника. С грехом пополам поставили палатку. Дали вниз световой сигнал все в порядке. Снизу взвилась ракета сигнал принят, Стали укладываться спать. Посовещавшись, легли валетом: так один камень разом в две головы не угодит, только задремали, сверху раздался нарастающий гул, Прикрыв головы руками, альпинисты замерли. Вокруг визжало, гремело, рикошетило. Один из камней величиной с кулак пробил палатку и врезался между ними, О каком тут сне можно говорить, если такие каменюки влетают прямо в дом?! Долго сидели понурые, ловя ухом каждый шорох.
Иосиф был фронтовиком, он сказал:
Новый снаряд в старую воронку не падает.
Немного успокоились, снова улеглись. Но сон не приходил. Ужасное это состояние, когда в тебя нацелены сотни тонн льда и негде укрыться. Надежда только на везение. Им на тропе попадались лягушки: по сванским приметам это хорошо.
С рассветом альпинисты поспешили вверх, чтобы до появления солнца забраться как можно выше. Путь преградил ледовый пояс, протянувшийся слева от носика семерки, вначале некрутой, но потом вздыбившийся до семидесяти градусов. Рубить ступени дело долгое, проскочили на передних зубьях кошек. Пошли крутые скалы, покрытые натечным льдом. От удара ледоруба лед скалывался большими пластами, угрожая захватить с собой альпиниста. Лезли аккуратно, как по яичной скорлупе. Гулко отзывались под ногами ледовые пустоты.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».