Восход доблести - [39]

Дункан глубоко задумался над словами своего друга, к нему вернулись воспоминания, пока они скакали в тишине долгое время. Дункан с трудом верил в то, что прошло так много лет. Куда ушла его юность?

«Королем должен стать ты», – сказал Сивиг решительным голосом, нарушив тишину, его слова прокатились в тумане.

Дункана поразили слова друга. Царствование никогда не было чем-то, к чему он стремился, и голос Сивига прозвучал так, словно друг подталкивал его на это.

Дункан покачал головой.

«Старый Король был моим другом», – ответил он. – «Я всегда стремился только к службе».

«Он предал королевство», – возразил Сивиг. – «Он сдал Эскалон. Он не заслуживает того, чтобы быть Королем. Что касается меня, то я никогда больше не буду ему служить, если Эскалон когда-нибудь будет свободен. Не будут служить ему и остальные. У нас нет короля, разве ты этого не видишь? А чем будет свободный Эскалон без короля?»

«Может, и так», – сказал Дункан. – «Но он – наш Король, нравится тебе это или нет. Капитуляция не снимает с него титула».

«Неужели?» – спросил Сивиг. – «Если не это, то что же тогда? Что это за Король, который не защищает свою землю?»

Дункан вздохнул, зная, что его друг прав. Он и сам думал об этом много раз. Разговор с другом был похож на спор с самим собой. Дункан не знал, что сказать.

«Даже если бы у нас был новый король», – ответил он. – «Почему им должен быть я? У нас очень много достойных людей».

«Мы все тебя уважаем», – сказал Сивиг. – «Все военачальники. Все великие воины, которые остались, разбросанные по Эскалону. Ты представляешь лучшее во всех нас. Когда Тарнис сдал королевство, мы все ожидали того, что ты возьмешь на себя царствование, но ты этого не сделал. Твое молчание говорило само за себя. Именно твое молчание, друг мой, то, что ты выбрал сторону Короля, предоставило пандезианцам возможность захватить нашу землю».

Эти слова глубоко ранили Дункана, словно Сивиг вонзил в его сердце кинжал. Он спрашивал себя, неужели его друг прав. Он никогда не задумывался об этом.

«Я просто хотел быть верным», – ответил Дункан. – «Верным своей стране, своим людям и своему королю».

Сивиг покачал головой.

«Верность может быть самой большой опасностью из всех, когда она слепа, когда она неуместна».

Дункан задумался над его словами. Неужели он был ослеплен верностью ради верности?

«Ты преподал мне хороший урок, Дункан», – продолжал Сивиг. – «Теперь позволь мне научить тебя. Не преданность или верность делает из тебя мужчину, а значение того, кому ты должен хранить верность – и когда. Верность не вечна. Верность нужно заслужить – каждую минуту каждый день. Если человек, которому я был верен вчера, не заслуживает ее сегодня, тогда нужно изменить эту верность – иначе она ничего не стоит. Верность – это не право по рождению. Когда тебе кто-то верен – это очень священно. Если тот, кому ты верен, этого не достоин, они должны принять последствия. Кому нужна слепая преданность? Она пассивна. А воин никогда не должен быть пассивным».

Они продолжили свой путь в тишине. Слова Сивига звенели в ушах Дункана, поразив его в самое сердце и душу, заставив его пересмотреть всю свою жизнь. Они ранили, провоцировали его. И пусть ему не хотелось их слышать, вместе с тем Дункан понимал, что в некоторой степени ему это необходимо.

«Что ты будешь делать, как только Эскалон будет свободен?» – снова заговорил Сивиг после продолжительной паузы. – «Опозоришь всех воинов, которые сражались за тебя и передашь царствование человеку, который этого не заслуживает? Или окажешь честь тем, кто оказал ее тебе, и дашь им руководителя, который им нужен?»

Дункан не знал, как ответить. Отец учил его тому, что верность должна быть превыше всего, ему говорили, что люди приходят и уходят, но верность остается навсегда. Дункан никогда не предавал тех, кто находился рядом с ним и никогда не забывал про долг. Кроме того, его учили ценить свое место в жизни и не стремиться занять положение, которое для него было слишком высоко.

Все, что сказал Сивиг, противоречило самой сути того, кем он был, того, что он знал. Но в то же самое время Дункан не мог не видеть в этом смысла: слабый король подвел их, оскорбил свою страну, и Дункан знал, что в словах Сивига есть истина, даже если в этот момент он не до конца понимал ее.

Они снова погрузились в молчание, продолжая свой путь вокруг Озера Гнева. Гравий хрустел под копытами их лошадей, туман по-прежнему был таким густым, что Дункан не видел собственных рук. Пока они шли, его дурное предчувствие усиливалось. Он не боялся человека, но ему не хотелось сражаться с тем, чего он не видит. Дункан ощущал в воздухе нечто зловещее, ему казалось, что нечто надвигается, и он крепче сжал свой меч. Он надеялся на то, что не ведет своих людей навстречу смерти.

Дункан застыл, когда ему показалось, что он услышал приглушенный крик. Он остановился и удивленно всмотрелся в туман, когда вдруг снова услышал этот звук. Кричал один из его людей, после чего раздался глухой стук, словно человек упал со своего коня.

«Ходоки тумана!» – закричал Сивиг, и его голос разрезал воздух.