Вошь на гребешке - [201]

Продолжая говорить, 'внутренний' выглянул в коридор, уважительно тронув щепы разбитого дверного косяка. Навскидку выпустил три пули. Нырнул в комнату и прижался к стене. По коридору прокатилась волна тьмы. Вдали взвыло, зарокотало. Пол дрогнул, жалобно зазвенели стекла.

— Пули им не вредят. А зачем батюшка?

— Изгонять дерьмо, — недоумевая от своей же идеи, предположил 'внутренний'. Обернулся и развел руками, убирая оружие в кобуру. — Давай вводные, если ты в курсе. Наши пока молчат. А отступать некуда... позади, блин, Москва. Н-да.

— Это 'дерьмо', как ты выразился, изрядно превысило полномочия, вот-вот хозяин отзовет хвостатых.

Хлопки выстрелов действительно иссякли, нового рева не звучало, да и стекла без дрожи отражали вьюжистую ночь. 'Внутренний' повел плечами, улыбнулся, сразу делаясь почти мальчишкой и очень даже ангом. Ему понравилось стрелять в 'чертей'. Чего ждать от человека, который не утратил еще себя самого настолько, чтобы забыть клятву?

— Надо предотвратить жертвоприношение, — подбирая слова, Милена старательно сформулировала то ли правду, то ли ложь. — Я знаю человека и примерно могу указать место, навести. Это надежнее уберет проблему, чем батюшки и прочие разные... ламы.

— Близко? — прищурился 'внутренний'.

— За МКАД, вот тот сектор. Группа людей, — Милена резко побледнела, позволив себе укрепить настройку и обретя свежий, горячий страх Маришки. — Большая группа. Бой... И там нет глушителей. Зато есть дети... один мальчик. Ему всего год. Очень напуган. Люди... не в форме. Кричат с акцентом. Опять стреляют. Место гиблое, плохое.

— Ты вроде как сенс? Круто, не догнал, что у нас есть служба типа 'пси', — удивился слушатель. — Нас слушали, вертушку отправят. С приметами слабовато. Привязаться бы, дорогу или там дом, название какое.

— Лес. Очень холодно. Ночь, не вижу... Ангар. Мусор. Машина горит.

— Во, горит, уже дело, — оживился слушатель. Подумал, вслушиваясь в наушник и прижимая его плотнее. — Лады, зашевелились. Кого-то подключают. Ни фига себе, резко мимо нас...

Парень снял наушник и некоторое время смотрел в ночь, щурясь и моргая, будто его ослепило светом встречных фар. Затем длинно, очень спокойно выругался. Прошел к окну, снял и бережно опустил наушник, шуршащий чужими голосами. Накрыл ладонью.

— Какого черта... то есть тьфу ты... Какого рожна я верю тебе?

— Так нужно.

— Мне оно не фиолетово?

— Мне так нужно, — с нажимом повторила Милена.

— Ох, чую: лучше мне по такому поводу застрелиться нахрен прямо тут, — указуя дулом в пол, сообщил 'внутренний'. — Пошли. Бегом, пока не началось.

— Спасибо.

— Иди ты!

Милена уже бежала, ощупывая здешнее мертвое оружие и примеряясь к нему, пробуя обмануть сталь так, чтобы и она послушалась. Кто знает границы иллюзиям, созданным востоком? Из живущих — Тэра, может статься. Если она еще дышит. Бэл... а он не посмеет и думать столько подлого: ограничивать несравненность. Тем более теперь. Рукоять потеплела. Милена подменила пистолет в руке спутника на свой и принялась внушать новому холодному куску железа понимание сути рудной крови в неплоском её варианте.

Исклеванный пулями хорм тащился по коридору, ныл и подпрыгивал, метя стену темной кровью и пока не имея сил уйти, сгинуть. Он восстанавливался с каждым шагом, спешил и скулил. Чуя человека Нитля, хорм обернулся, присел, обреченно готовя атаку. Милена прицелилась в глаз. Одно плавное нажатие спуска. Череп хорма хрустнул. Полетели брызги... и смета неизбежного ремонта пополнилась. Чем можно отскрести кровь исподья, когда она истекает из мертвеющей твари и пропитывает камни, не сразу находя путь из плоскости вовне? Милена хмыкнула, выпуская еще три пули. И, не замедляя шага, свернула за угол.

— По чесноку если, — поразился спутник, даже споткнулся. — Ты целила под ребра и, вроде как, в крестец... Мы, конечно же, в голову и сердце. Не там сердце?

— Оба не там. И не сердца, у него все по другому, — поморщилась Милена. — Долго объяснять. Этот уже не сгинет. Пусть вскрывают и смотрят. Если труп не... зачистят.

Парень аж замычал от недоумения, сбежал от своих мыслей вниз по лестнице, остановился и придержал дверь. На улице, в двух шагах от выхода, притаился в сумерках квадратный черный автомбиль. Провожатый поморщился и шагнул к водителю, здоровенному, куда более взрослому, стоящему сейчас возле капота. Тот неопределенно посвистел, жестом приказал Милене повернуться спиной — тогда и вспомнился сам: он был в числе каменноликих и стоял слева от ваила, довольно близко. И он определенно стрелял.

— По дороге раскажешь, что за хрень, — приказал водитель, грубо ткнув пальцем в плетение крапа. — Ого, крепко шибёт. Шокер, блин.

— Милена, — качнуть ресницами и прикинуться глупой было забавно.

Водитель заржал, гулко хлопнул по сплошному плетению крапа на талии, получил ответный удар игл, ощетиненных злостью — и в развалку пошел на свое место, расматривая багровеющую ладонь. Милена нырнула в салон и притихла, позволив себе отдых.

— Когда меня с треском уволят, — сообщил водитель, выруливая с визгом, азартно, — хоть будет, что вспомнить. У меня старая школа, поняла? Два попадания под левую лопатку, в одну точку. Ты труп с гарантией. Тепленький, хорошенький труп. Извинений не ждешь?