Восемь знамен - [5]

— Вы привезли дань от вашего короля, — констатировал Ван.

Когда Роберт перевел, Макартни закашлялся, прочищая горло.

— Скажите ему, что мой король никому не платит дани.

Роберт перевел, и Ван улыбнулся.

— Все правители на земле платят дань его Небесному величеству. Правда, некоторые внешние варвары нерадивы в этом, но они, несомненно, будут наказаны.

— Клянусь, этот приятель меня рассердит, — буркнул Макартни.

— Я уверен, он просто-напросто следует этикету, которого обязаны придерживаться китайцы, милорд, — предположил Роберт. — Но для нас самое главное добиться аудиенции у императора Сяньлуна, не так ли?

— Надо думать, для этого я здесь и нахожусь, — уступил Макартни.

Ван переводил взгляд с одного собеседника на другого, при этом его широкое лицо без всяких признаков растительности совершенно ничего не выражало.

— Разумеется, вопрос о дани — один из тех, которые мой господин хотел бы обсудить с вашим, — сказал Роберт. — Когда мы получим возможность встретиться с его Небесным величеством?

— Это невозможно, — ответил Ван.

— Как? — Сердце у Роберта упало.

— Его Небесное величество пребывает сейчас в Жэхэ. А это его родные места, вы понимаете, Баррингтон. Именно из Жэхэ бессмертный Нурхачи впервые повел Восемь маньчжурских знамен на штурм Великой китайской стены. Каждую осень императорский двор выезжает туда на охоту и остается там до первых признаков зимы. А признаков зимы пока не видно.

— Черт возьми, — воскликнул Макартни, — разве нельзя нам отправиться в Жэхэ и там побеседовать с императором?

Ван обвел взглядом английскую флотилию.

— Вашим судам туда не подняться. Жэхэ находится во многих милях от моря.

— Но вы можете предоставить моему господину необходимый транспорт, — не отступал Роберт.

Ван Луцин пристально посмотрел на него:

— Приятно узнать, что ваш король так стремится засвидетельствовать свое почтение Небесному величеству. Я поговорю с моим господином, Хошэнем, и мы подумаем, можно ли устроить вашу поездку.

Он едва пригубил ром и поставил бокал.

— У вашего вина кровавый оттенок. — Евнух поднялся для прощального поклона.

— Чертовски наглый негодяй, — прорычал мистер Марджорибэнкс, один из кантонских купцов, которые сопровождали экспедицию. — И послать евнуха… это же знак полного презрения.

— Евнуха? — Макартни вопросительно посмотрел на Роберта. — О Боже! Почему вы меня не предупредили?

— Потому что, как я подозреваю, он немного понимает по-английски. Но, милорд, евнух — не обязательно презренное существо. Умные и достойные часто получают очень ответственные посты. Этот Ван, очевидно, у Хошэня служит кем-то вроде секретаря.

— У премьер-министра? — уточнил Макартни.

— Можно сказать и так, милорд, в нашем понимании этого поста. У императора он главный министр.

— И мерзкий выскочка сомнительной нравственности, которого все в этой стране ненавидят, — добавил Марджорибэнкс.

Макартни взглянул на Роберта.

— Действительно, милорд, Хошэнь молодой и самый что ни на есть настоящий дворцовый фаворит. Правда и то, что он корыстолюбив и, следовательно, многие его ненавидят. Но… главных министров с такой репутацией и у нас было немало. Для нас с вами самое главное, очевидно, то, что он является фаворитом императора Сяньлуна.

— До тех пор, пока он им остается. Что ж, джентльмены, думаю, придется нам набраться терпения и ждать возвращения сего ущербного создания. Баррингтон, освежите-ка мои знания об этих маньчжурах.

И Роберт принялся за дело. Он рассказал, что маньчжуры стали так называться сравнительно недавно. Имея общие с тунгусами родовые корни, всего двести лет назад они кочевали по северным степям. Но затем у них появился великий вождь Нурхачи, военный гений, подобный Чингисхану. Он превратил тунгусов в воинственную нацию, создав армию из подвластных племен, причем каждое получило свое знамя. Первые четыре — красное, желтое, белое и желто-синее — принадлежали к роду самого Нурхачи. Потом он создал еще четыре отряда, они получили знамена тех же цветов, но с каймой, и считались «меньшими знаменами».

Во главе Восьми знамен Нурхачи пронесся через Маньчжурию и обрушился на одряхлевшую империю Минов, обескровленную недавней жестокой войной с восставшими островитянами — японцами. Нурхачи изначально мечтал об установлении новой династии. Он назвал своих людей «айсингиоро», или «золотое племя», и провозгласил их прямыми потомками Танской династии, которая после нескольких столетий разобщенности объединила Китай в 618 году нашей эры и которая была уничтожена монголами в 1234 году. Сам же взял титул Чжинхан, провозгласил себя властителем Маньчжурии, а время своего правления обозначил девизом Тяньмин.

— Какое счастье, что у шотландцев не нашлось такого вождя, — сухо заметил Макартни, и его свита послушно заулыбалась.

Нурхачи умер от ран в 1627 году. Его преемник, Хуан Тайчжи, восьмой из четырнадцати сыновей, сначала взял титул Тяньцзун как правитель Маньчжурии, а затем в 1636 году в главном городе Мукдене формально провозгласил императорскую династию Дацин и выбрал себе имя Чунте как император Китая.

— И что это означает, Дацин? — поинтересовался Макартни.