Восемь знамен - [3]
Словом, это было уделом одиночек. Набобы начали возвращаться в Англию с неправедно нажитыми капиталами и закладывать основы великого множества вошедших в историю семейных состояний, а между тем сама Ост-Индская компания погружалась в финансовую трясину. Каждая битва, каждая победа, каждая присоединенная или взятая под административное управление территория стоила безумных денег, а продажность чиновников была такова, что никаких полагающихся налоговых поступлений ожидать не приходилось. Возникла необходимость искать добычу где-то еще.
Взяться за Китай показалось блестящей идеей, возникшей в какой-то мере случайно. В Европу чай впервые привезли португальцы в середине XVII века. Чайные листья предстали тогда причудливой новинкой, что только с ними ни делали — разве что бутерброды. И только когда кому-то пришло в голову заваривать их и пить полученный настой, чай стал популярным напитком. В Англии и других странах со схожим климатом быстро поняли, что чашка горячего чая так же бодрит, как кружка эля, но при этом еще и голова остается свежей. За последние полвека потребность в чудесных листьях возросла неимоверно.
Торговцам чаем в Англии казалось, что Ост-Индская компания напала на золотую жилу. Но только в самой компании знали реальное положение дел. Ей требовалось все больше и больше чая для выполнения полученных заказов… Между тем китайцам, выращивающим чай, явно не требовалось ничего из того, что компания могла поставить взамен, — ничего, кроме серебряных слитков.
Тогда компаний обратилась за помощью к родному правительству, имея для этого веские основания, так как ее акционерами являлись многие влиятельные англичане. Правительство издало указ, по которому чай в розничной продаже облагался дополнительным налогом. Полученные средства шли на возмещение расходов компании. Любителям чая в Англии ничего не оставалось, кроме как платить налог, чтобы и впредь наслаждаться обожаемым напитком. А вот любители чая в американских колониях отказались платить дань, последовавшая война за независимость стоила Великобритании половины ее империи — и компания вновь откатилась на прежние позиции. Спасти положение должно было соглашение с Сыном Небес. Так возникла нужда в Макартни и его посольстве, снарядить которое, как утверждали, стоило около ста тысяч фунтов.
Шум стал совершенно оглушительным. Джонки и сампаны вплотную приблизились к стоящей на якоре Британской эскадре, обошли ее по правому и левому борту, а также со стороны моря и сомкнули кольцо вокруг возвышающихся над ними остиндцев. Громыхали барабаны, гремели трещотки, пронзительное пение труб прерывалось треском рассыпавшихся в небе шутих. Струйки дыма поднимались над судами, проплывали меж трепещущих знамен, смешиваясь с благовонными облачками ритуальных свечей, курившихся на шканцах каждого корабля.
Но вот по сигналу с китайского флагмана шум стих, и в заливе воцарилась полная тишина, слышалось лишь посвистывание ветра в корабельных снастях.
— Капитан Гауэр, поприветствуйте этих джентльменов, — распорядился Макартни.
Гауэр кивнул старшему помощнику, и английский торговый флаг скользнул вниз и замер на середине флагштока. Остальные суда последовали примеру флагмана.
— Можете начинать, мистер Морли, приказал Гауэр.
Флагман содрогнулся от приветственного залпа, тут же подхваченного орудиями остальных судов эскадры. При первых мощных разрывах и клубах дыма гул волнения и тревоги пронесся над китайской флотилией, в какой-то момент показалось, что она готова открыть ответный огонь. Но тут же китайцы сообразили, что выстрелы холостые, и не успело еще смолкнуть эхо британской канонады, как вновь загремели фейерверки и все утонуло в душераздирающей какофонии.
Китайцы спустили на воду шлюпки, и те устремились ко «Льву».
— Баррингтон, вы будете говорить с этими людьми, — распорядился виконт. — Желательно, чтобы на борт поднялись не все сразу.
Пробил час Роберта Баррингтона, ради этого его и взяли в посольство. Он не претендовал на равное положение с посольскими чинами, с войсковыми и флотскими офицерами, не располагал финансовой поддержкой для сближения с торговыми представителями компании. Еще меньшее отношение он имел к посланцам английской церкви или миссионерских обществ, сгрудившимся сейчас на шканцах. Но… Роберт Баррингтон мог говорить по-маньчжурски.
В Индии Макартни уверяли, что в подобной роскоши нет никакой необходимости. В Китае дела вели, объясняясь либо на местном диалекте, либо на общеупотребительном наречии, и в Калькутте было достаточно много знатоков и кантонского и общепринятого китайского.
— Но разве я буду общаться не с маньчжурскими чиновниками? — поинтересовался виконт. — Ведь они правят страной.
— Совершенно верно, милорд. Однако они будут говорить на китайском.
— Да, со мной и моим переводчиком. А между собой?
— Как вам сказать… э-э, надо думать, на маньчжурском.
— Вот именно. Значит, я не буду знать, о чем они переговариваются. Мне нужен рядом человек, знающий язык маньчжуров, раз уж именно с ними мне предстоит встречаться.
Найти такого переводчика оказалось непросто. В калькуттском генерал-губернаторстве вынуждены были даже дать об этом объявление, и самые худшие опасения правительственных чиновников сбылись, когда одним-единственным откликнувшимся на него добровольцем стал не кто иной, как Роберт Баррингтон.
Признанный мастер исторического романа — английский писатель Алан Савадж захватывающе повествует о средневековом государстве Великих Моголов в Индии, прослеживая его историю от периода становления до заката. Догадка, вымысел и исторический факт, причудливо переплетаясь, преломляются сквозь призму судеб нескольких поколений Блантов, выходцев из Англии, волею провидения оказавшихся в экзотической, неизведанной стране, ставшей для них второй родиной.
Роман Алана Саваджа «Последний знаменный» посвящен истории Китая с середины XIX в. до начала XX в. Это время развала Китайской империи и заката маньчжурской династии. На фоне этих событий перед читателем представлена жизнь семьи Баррингтонов — европейских купцов, давно принявших китайское подданство.
Полная драматизма история жизни, любви, страданий и мытарств, отчаянной борьбы за власть, а подчас и за собственную жизнь Маргариты Анжуйской, волею судьбы ставшей супругой короля Генриха VI, переносит читателей в средневековую Англию и погружает в водоворот знаменитых исторических событий — вошла Алой и Белой Розы между сторонниками династий Ланкастеров и Йорков за право на трон. Известный мастер исторического жанра — Алан Савадж сумел придать роману особый колорит, ведя повествование устами самой королевы Маргариты.
В 1448 году английский канонир Джон Хоквуд прибывает в Константинополь. И здесь, в столице Византии, где сходятся Запад и Восток, начинается полная интриг и непредсказуемых событий жизнь нескольких поколений Хоквудов. В 1453 году Константинополь пал под натиском турок. А Хоквуды, волею судьбы, попадают в лагерь врага и вынуждены служить завоевателям в их победном марше по Средиземноморью[1].
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.