Восемь знамен - [15]

Отряду Вана пришлось обогнуть город и подъехать к нему с юга, потому что въезд разрешался лишь через южные ворота, Юньдинмэнь. Евнух предъявил свои бумаги начальнику стражи, стоявшему в толпе мужчин, женщин и детей с собаками, цыплятами, козами и прочей живностью; все ждали своей очереди на вход или выход из города. Индийские города, например Калькутта или Бомбей, тоже были достаточно оживленными, но Роберту не приходилось еще видеть такого скопления людей. Никто из них не обращал внимания на прибитые к арке ворот разлагающиеся головы с оскаленными ртами.

Роберт и его спутники прошли ворота и оказались на просторной улице, носящей название Большой. Справа от них находился Тяньтань, Алтарь Неба, — храм, занимающий шестьсот сорок акров, а слева раскинулся на двухстах двадцати акрах Шэннунтань, Алтарь Покровителя Земледелия. Путники миновали зеленый парк, который окружал эти храмы, и, перейдя Большой мост над внутренним каналом, оказались в жилом квартале, поразившем таким обилием людей, животных и витающих в воздухе запахов, какого они не встречали даже в Тяньцзине.

Охрана Вана прокладывала путь в толчее, и отряд мало-помалу продвинулся к высоким внутренним стенам вокруг Татарского города, куда они и вошли через ворота Цяньмэнь, для чего снова пришлось предъявить документы. Здесь дорога стала еще шире и лучше, к тому же почти безлюдной, потому что лишь немногие китайцы допускались внутрь этих стен. Впереди показались ворота Тяньаньмэнь еще одной высокой стены, укрывающей Запретный императорский город династии Дацинов.

— Туда нам нельзя, — сказал Ван, и они свернули направо, в лабиринт узких улиц в тени большой стены.

— Мой дом, — гордо объявил Ван.

Ворота во внушительной стене вели в маленький дворик, на который выходила широкая веранда со стоящими на ней легкими складными стульями. Веранда соединялась с Первым залом — комнатой для приема почтенных гостей, середину ее занимал длинный прямоугольный стол, а вдоль стен стояли стулья с прямыми спинками.

Из Первого зала Ван провел Роберта во Второй — Зал Предков; на одной стороне его высился алтарь, на котором по соседству с цветочной вазой дымилась курильница с благовониями; стену за алтарем украшали красные и золотые фамильные знаки предков Вана. Здесь, в тишине и прохладе, куда не проникали уличный шум и жара, гостя с поклонами встретили слуги и члены семьи во главе с хрупкой красивой женщиной.

— Моя жена, — представил Ван.

Роберт отвесил ответный поклон.

— Мои дети, — горделиво произнес Ван, и Роберт поздоровался с представленными ему двумя мальчиками и девочкой. Затем Баррингтона проводили в его покои. На удивление большая и роскошно обставленная комната, в которой главенствовала огромная кровать со столбиками по углам, выходила в небольшой прелестный сад; если бы не собачий лай, не хлопки фейерверков и городской шум, то можно было бы представить себя в далеком далеке от цивилизации.

— Прекрасный дом, — похвалил Роберт, составив компанию Вану в его личной столовой; в центре круглого стола здесь стоял серебряный кувшин, который жена Вана принесла с собой в дом После свадьбы.

— Я служу Хошэню. — Ван хлопнул в ладоши, и слуги поспешили к ним с чайными подносами. — Вам известна репутация моего господина.

— Премьер-министр заводит врагов так же легко, как и друзей, — парировал Роберт.

— Этого не избежать, — согласился Ван. — Но первый долг премьер-министра — служить своему господину, и никому другому. Помните об этом завтра, когда я поведу вас на встречу с моим господином.

— А вы могли бы служить другому господину? — полюбопытствовал Роберт.

— Нет, — ответил Ван. — Я стал бы ничтожеством, каким были бы вы, Баррингтон, без покровительства лорда Макартни.

Хошэню можно было дать всего сорок с небольшим, так, по крайней мере, показалось Роберту. Впалые щеки, тонкие губы, усики ниточкой, твердый взгляд. Одет он был богато, но дом выглядел ненамного роскошнее, чем у евнуха. «Моему хозяину нравится казаться скромнее скромного, когда он живет в Пекине, — предупредил заранее Ван. Пусть это вас не обманывает. Во всем Китае лишь один человек богаче Хошэня — сам император».

И все-таки разница в общественном положении слуги и его хозяина была очевидна. Дом Ван Луцина совсем не охранялся, зато особняк Хошэня окружали вооруженные люди, они лениво прогуливались вокруг, беззаботно болтали, однако от их глаз не ускользало ничего из происходящего на улице. Высокий белокожий моряк привлек пристальное внимание стражников, однако евнуха они знали и пропустили обоих беспрепятственно.

Премьер-министр самолично провел Роберта на отведенное ему место.

— Ван сказал мне, что вы говорите на маньчжурском, — обратился Хошэнь к гостю по-маньчжурски. — Откуда вы его знаете?

Роберт рассказал, как его лечили в Кантоне.

— Хуэйчжань, — задумчиво протянул Хошэнь. — Он невысокого ранга, из рода ехэнара. У них Знамя с голубой каймой, самое незначительное из всех восьми.

— То же самое сказал мне и сам Хуэйчжань, ваше превосходительство.

— А не говорил он вам, что какой-то полоумный гадатель предсказал, будто его семейство станет в один прекрасный день самым великим в стране? Как вам нравится такая наглость? А ведь он в это верит. Разве подобное легковерие делает ему честь? Если бы Сын Небес не расхохотался, услышав эти бредни, не сносить бы Хуэйчжаню головы.