Восемь минут тревоги - [31]

— И по-другому — никак, — задумчиво повторил Лагунцов, покидая комнату дежурного и выходя в опустевший, странно безлюдный коридор.

Вскоре на заставу прибыли представители из отряда: майор Савушкин, за которым была закреплена здесь народная дружина, врач-эксперт Белов, майор-политотделец Кулначев и с ним еще двое незнакомых офицеров. Лагунцов четко отдал рапорт, провел прибывших в канцелярию.

Первая волна суетливости, волнения и почти неизбежной неразберихи схлынула, нервозность прошла, уступив место хотя и тягостным, но необходимым сейчас делам.

Старший лейтенант Завьялов, оставшийся на заставе за Лагунцова, обстоятельно доложил о происшествии. Он не упустил ни одной детали, и лишь запнулся, когда говорил о произведенной им замене дежурных.

Основное выяснили. Установилась тяжелая пауза. Савушкин тюкал ручкой по стеклу на столешнице, врач-эксперт следил за его однообразными движениями, поднимая и опуская глаза. Кулначев и двое других офицеров были погружены в бумаги.

Лагунцов отрешенно смотрел в окно. На асфальтовой дорожке, где прохаживался часовой, увидел быстро прошедшего в калитку старшину Пулатова. Старшина только что вернулся из города на такси — в просвет между воротами и калиткой был виден бок машины с шашечками на дверце. Забыв о своих тридцати восьми, старшина шумно влетел в канцелярию и радостно объявил с порога:

— Сын! На зависть вам, адмиралы, сын!

Его глаза блестели, лучились радостью. Пулатов до краев был полон своим счастьем, бесконечно далеким от всего, что здесь недавно произошло, о чем он еще не знал…

— Поздравляю, старшина, — сухо отозвался Лагунцов, пока Пулатов удивленно разглядывал гостей, переводя глаза с одного на другого.

— Что случилось? — спросил Пулатов. — Что, товарищ капитан?

Когда ему сказали о Дремове, вытянутые руки старшины затряслись. Он так посмотрел на Лагунцова, что тот не выдержал, отвернулся к окну: вид растерянного старшины действовал на него угнетающе.

Облизнув сухие губы, Пулатов подошел к замполиту, тронул его за рукав:

— Как же так, а? Мама ведь у него одна теперь… Вот, от нее… — В руках старшина держал какой-то листок. — Телеграмма ему. Сейчас почтальон передал.

Лагунцов взял листок, начал читать: «Сашенька, сынок мой, днем рождения. Береги себя. Целую. Мама». Лагунцов тяжело вздохнул, сказал, как бы поясняя кому-то:

— Через день ему было бы двадцать… — Свернул листок и спрятал.

— Едем на место, — решительно пригласил всех Савушкин и первым вышел из канцелярии. За ним потянулись и остальные.

— Товарищ майор, — обратился Лагунцов к старшему офицеру, когда Савушкин уже готов был сесть в машину. — Разрешите старшему лейтенанту Завьялову отдыхать?

Савушкин не возражал, и офицеры уехали без замполита.

ЗАВЬЯЛОВ

Замполит встретил заботу о своем отдыхе покорно, словно это тоже входило в его обязанности. Сначала позвонил домой, предупредил, чтобы не ждали. Пожалуй, впервые не слушая, что скажет жена, положил трубку. Оглядел слезящимися от усталости глазами привычное убранство кабинета: три одинаковых стола — свой, начальника заставы и один на двоих — догуливающего отпуск зама и старшины; графин с коричневым свежим чаем, сквозь который наискосок проходило солнце; репродукция с картины «Парад на Красной площади» на стене, рядом пластмассовые часы в форме остроконечного парусника, стрелки разведены в стороны, будто весла. Напротив — схема участка заставы, задернутая темно-зелеными шторами. За спиной громоздился шкаф со справочниками комсомольского секретаря, политработника, литературой для политзанятий… Все привычное, не останавливающее взгляд, не бередящее душу.

Отчего-то вспомнилось: шефы из Сельхозтехники обещали подарить к Новому году стереорадиолу с набором пластинок современных мелодий. Подумалось: он уже не услышит ни одной из них. Стало на сердце тягостно, пусто. Завьялов придвинул к себе чистый лист, взял ручку и стал писать рапорт на имя начальника отряда полковника Сурикова.

В эту минуту в дверь постучали. Связист Геннадий Кислов, какой-то поникший, стоял на пороге, не решаясь войти. Отрапортовал вяло, без интонации:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться по личному вопросу? — Завьялов кивнул. — Я о матери Дремова. Может, дать ей знать? Еще поспеет на похороны. Сын-то у нее один… А, товарищ старший лейтенант?

— В отряде все сделают, — с усилием произнес Завьялов. Зачем-то добавил: — Не тебе одному тяжело. У меня тоже на душе не сахар… Скажи, мне-то что делать?

Не то укор, не то вызов промелькнул в глазах солдата.

— Тут уж, товарищ старший лейтенант, вы сами. Сами…

Уже не заботясь о почерке, замполит дописал рапорт:

«В настоящее время я не могу уехать с заставы. Поданный мною на Ваше имя рапорт об учебе в академии прошу считать недействительным. Ходатайствую о переводе на другую заставу».

— Вот так, Николай Андреевич, — сказал сам себе невесело, перечитал написанное и размашисто подписался: «Старший лейтенант Н. Завьялов».

Он не заметил, как подошел к ленинской комнате, как очутился перед двумя сдвинутыми столами. Дежурный, получивший приказ начальника заставы никого не впускать, пока работает эксперт, неслышно прикрыл за ним дверь.