Воры в ночи. Хроника одного эксперимента - [6]

— Беда в том, — сказал Джозеф с усмешкой, — что он все твердил: «миллионим, миллионим». Приходило тебе в голову, что на иврите нет слова «миллион»? Самая большая цифра у нас тысяча. Поэтому ему приходилось пользоваться современным, числительным в древней форме множественного числа. Вот что так раздражает. Надо изъять миллион из нашего словаря. Тысячу еще можно представить, миллион уже абстракция.

Они вышли вместе с толпой во тьму и стали ждать своей очереди на грузовик. Вовсю светя фарами одна за другой подъезжали машины, брали людей и, трясясь по каменистой дороге, двигались к распахнутым воротам. С уходом каждого грузовика тьма все больше сгущалась. Свежий утренний ветер долетал с моря, звезды сурово молчали.

Рядом с Диной будто по стойке «смирно» стоял Шимон, окутанный одиночеством, как плащом.

— Давай залезем на самый верх грузовика, — предложила Дина. — Чудесно ехать наверху.

После двух часов ночи последний грузовик автоколонны двинулся к далекому, залитому светом звезд холму, непотревоженному человеком за последнюю тысячу лет, к тому месту, которое станет киббуцом Башня Эзры.

4

В 6.30 утра мухтара деревни Кафр-Табие разбудил его старший сын Исса:

— Отец, они захватили Собачий холм.

Мухтар встал с постели и вышел на балкон. Вершина каменистого, бесплодного холма, казалось, кишела от маленьких, ползающих фигурок. Посреди этого суетливого муравейника можно было различить нечто вроде мачты. Это была сторожевая вышка.

— Дай сюда бинокль, — приказал мухтар сыну.

В бинокль вышка была видна во всех деталях. На ее верхушке, как глаз циклопа, горел прожектор. По ночам прожектор будет посылать вести собратьям оккупантов, оскверняя мирную темноту холмов. Вокруг вышки строился лагерь, натягивали колючую проволоку и рыли траншеи. Уже стояло несколько палаток и возводилась стена деревянного разборного дома. А вокруг суетятся фигуры: роют, стучат и бегают в такой чуждой, непотребной спешке, в гнусной одежде, с непокрытой головой и расстегнутых рубашках. А как отвратительны их бесстыжие женщины с голыми икрами и пупками, выглядывающими из-под рубах. Шлюхи, суки и сукины дочки!

Мухтар опустил бинокль. Его лицо стало желто-зеленым, как от приступа малярии, глаза налились кровью. Его чуть не вырвало при мысли, что отныне первым, что станут встречать его глаза по утрам, будет эта мерзость, эта скверна, этот наглый вызов чужаков.

Псы Собачьего холма, роняя свое дерьмо, валяясь в нем, будут строить на нем свою крепость. Все погибло. Отравлена вся округа. Никогда больше ему, мухтару Кафр-Табие, не радоваться, выходя на свой балкон, глазам его не покоиться, созерцая Божье творенье, не смотреть на неторопливо, с достоинством идущих за сохой феллахов, не следить за стадами овец на склонах холма. Глазам его — упираться отныне в одну точку, в этот отравленный фонтан зла, источник святотатства и искушения.

Из глубины дома послышались шаги. Стуча палкой, не обращая внимания на почтительные приветствия сына и внука, слепой старик приблизился к парапету балкона и повернул лицо в сторону холма.

— Где? — спросил он отрывисто. Его жидкая седая борода торчала вперед, орлиный нос, казалось, принюхивался, чтобы почуять в воздухе запах оккупантов.

— Там, на Собачьем холме, — смиренно ответил мухтар, показывая палкой старика направление. — Я не виноват, — сказал он хриплым, жалобно дрожащим голосом. — Землю продали бы и без меня, а мы бы ничего не получили. — Старик не ответил, не пошевелился. — Я получил только восемь сотен, а они все равно бы продали. Я ничего не мог поделать. Эти свиньи нас обманули. В Хубейре они заплатили по семь фунтов за дунам, и еще пятьсот — мухтару.

Старик опять ничего не сказал и через несколько минут повернулся и ушел в дом. Мухтар отправился в спальню, не оглянувшись на холм, но на спине своей, между лопаток, он чувствовал, что холм глядит на него с насмешкой, как чувствуют дурной глаз. …Мухтару грозили две беды: петля англичан и пуля арабских патриотов. Патриоты были повсюду, по всем холмам, возглавлял их знаменитый революционер из Сирии Фаузи эль-Дин Каукаджи — дай ему Бог долгих лет жизни, только подальше от мирной деревни Кафр-Табие. Но беда в том, что тайный штаб патриотов был в настоящее время на расстоянии не больше трех часов езды, и люди его регулярно наведывались в деревню, взимая дань в пользу Дела овцами, мукой и табаком.

…Патриоты зашли слишком далеко — убивают не только евреев, но и англичан. Повернули против самого правительства. А военные власти в последнее время надумали взрывать дома, наказывая жителей мирных деревень, вроде Кафр-Табие. Конечно, Арабский банк щедро давал жертвам кредит на постройку нового дома, но все равно, — дом есть дом, а если это такой хороший дом, как у мухтара, не стоит рисковать, не говоря уже о собственной шее, которой в случае чего никакой банк не поможет.

С другой стороны, Фаузи совершенно ясно просил послать гонца, если евреи снова попытаются занять Собачий холм. Интерес вождя патриотов понятен. Он хочет раз и навсегда показать всему миру, что арабский народ решил положить конец строительству новых еврейских поселений. Если Фаузи повезет, эти псы никогда не решатся сюда вернуться, и непрерывная утечка земли в их руки прекратится.