Воры в доме - [50]

— Что значит «прежде считавшиеся больными»?

Седых рассказал, что лепрозорий этот был организован в первые годы советской власти. Со всей Средней Азии, с базаров и горных кишлаков собрали сюда несчастных людей, годами не знавших врачебной помощи и живших подаянием. Однако больных проказой среди них оказалось не так уж много. Прокаженным считался всякий, у кого на теле пятна и язвы, а мало ли от чего могли появляться пятна и язвы при том уровне санитарии и гигиены. Больных проказой поселили в трех больших двухэтажных каменных домах, выстроенных на берегу, а остальных — отторгнутых обществом, но фактически здоровых людей — в отдельном поселке. Многие из них, их дети и внуки живут там по сию пору.

— А какое отношение имеют теперь эти люди к вашему… к вашей больнице? — спросил Ведин.

— Считается, что это наше подсобное хозяйство.

— Спасибо. Большое вам спасибо, — сказал Ведин. — Я не умею говорить всякие слова… Но я удивляюсь вашему мужеству и, скажу по правде, не знаю, хватило ли мне бы его, чтобы… Окажите, не могу ли я или наше управление что-нибудь сделать для вас?

— Нет, — ответил Седых. — Если можно найти что-нибудь хорошее в моем состоянии, то это единственное; мне ничего и ни от кого не нужно.

Он поднялся, медленно заковылял к выходу, остановился у двери, сказал «прощайте» и вышел.

Главный врач не возвращался. Ведин посидел несколько минут, сосредоточенно глядя в одну точку, а затем вышел на улицу. Под большим ореховым деревом, на деревянной скамье, сбитой из узких планок, сидели Маскараки и молодая женщина. Он говорил ей что-то вполголоса, шевеля густыми черными бровями, а она слушала его, грустно покачивая головой. Лицо женщины, с матовой кожей, с темными глазами и маленьким ртом, было редкостно красивым и напомнило Ведину полузабытое им лицо девушки, которая была ему дороже всех на свете.

— Вы извините меня, — громче сказал Маскараки женщине, встал и направился навстречу Ведину, а женщина ушла.

— Кто это? — спросил Ведин.

— Понравилась? — с гордостью вскинул голову Маскараки. — Но берегитесь — у нее здесь муж. — И серьезно продолжал: — Это наша больная, Каримова…

— Больная? У нее ведь не видно никаких следов болезни?

— Вам не видно. Они, к несчастью, есть, эти следы. И все-таки мы ее вылечим. И надеюсь, скоро. Лечение у нас пока, чтоб, как говорится, не сглазить, проходит хорошо. Очень хорошо.

— А Седых?

— С Седых труднее. При такой форме лепры случаи выздоровления исключительно редки.

— Это, конечно, не относится к делу, по которому я приехал, — сказал Ведин. — Но почему вы взялись за такую работу? Ну, я имею в виду, за лечение таких людей?

— Это было так давно, что я уже не вспомню, — смешливо прищурил выпуклые умные глаза и развел руками Маскараки. — Но у нас есть и молодые медицинские работники. Наверное, по тем же причинам, что и они. Потому, что дело врача — лечить. А по какому, собственно, делу вы приехали?

— Я хотел расспросить у вас кое о чем. И в частности, о том, не сможете ли вы рассказать, что представляют собою люди, занятые в вашем подсобном хозяйстве. Кто они такие? Меняется ли их состав?

— Отчего же? Смогу. Только для этого лучше взять в руки список. Пройдемте ко мне в кабинет.

Этот список легко умещался на одной страничке.

— А остальные? — спросил Ведин. — Ведь там целое селение.

— Остальные работают в соседнем колхозе… Вернее, считается, что работают. С этими людьми довольно сложное положение.

— А почему вы считаете его сложным?

— Дело в том, что на Востоке, как, впрочем, и везде, проказа считалась особенно страшной, мистической, я бы сказал, болезнью. Опасность заражения ею сильно преувеличивалась. А отличать проказу — лепру от других болезней здесь научились сравнительно недавно, и многие люди в народе до сих пор не отличают…

Маскараки вынул из ящика стола и протянул Ведину наклеенный на картон прямоугольный кусок шелка красивого, яркого розово-коричневого цвета.

— Таким обычно бывает первое пятно на теле больного проказой. Как правило, оно появляется около поясницы.

Ведин посмотрел на шелковый лоскут — у жены было похожее платье — и повернул лист картона так, чтобы он лежал шелком вниз, к столу.

— В старину считалось, что проказа может быть не только у человека, но и на ткани, и на камне, и на дереве, и любого человека с любыми язвами на теле признавали прокаженным. Многие века и иудейская, и христианская, и мусульманская религии изгоняли такого человека из общества, он скитался по дорогам, выпрашивая милостыню. Здоровых, но считавшихся больными людей собрали здесь, недалеко от лепрозория. Среди них никогда не было больных, но вместе с тем поселок сохранил за собой славу селения прокаженных. Он в особом положении. Еще Калининым был подписан указ, по которому люди, живущие в этом поселке, как занятые обслуживанием прокаженных — а их в те времена было у нас значительно больше, чем теперь, — не подлежат никаким налогам и могут возделывать для себя большие земельные участки. Фактически, даже люди, занятые в нашем подсобном хозяйстве, не обслуживают больных непосредственно, но в селении до сих пор живет немало хитрых бездельников. И они умеют ловко пользоваться своим необыкновенным положением.