Воры. История организованной преступности в России - [93]
Генеральный прокурор Юрий Чайка настолько сильно боялся утечек, что держал полицию Санкт-Петербурга в почти полном неведении, а спецназ прилетел из Москвы на самолете МЧС, — а не министерства внутренних дел. Позже он говорил: «Если бы мы действовали по-другому, то [Барсукова] предупредили бы», поскольку «мы обнаружили источники утечек в Генеральной прокуратуре и правительстве города, а также в полиции и спецслужбах»[565]. В 2009 году Барсуков, обвиненный в мошенничестве и отмывании денег, был приговорен к 14 годам заключения[566].
Возможно, последней вотчиной «воров», не считая Чечни, оставалась Махачкала, столица северокавказской республики Дагестан[567]. С 1998 года она управлялась Саидом Амировым и почти что принадлежала ему. Для того чтобы контролировать чуть ли не самый неспокойный город Дагестана — столицу одной из самых неспокойных республик в Российской Федерации, — был нужен человек особого склада. Казалось, Амиров несокрушим во всех смыслах. Он пережил не менее десятка покушений на свою жизнь (кое-кто говорит о пятнадцати), включая покушение 1993 года, после которого он остался в инвалидном кресле с пулей в позвоночнике, а также обстрел его канцелярии из гранатомета в 1998 году. Не менее важно и то, что он был неприступным и в политическом смысле. Несмотря на постоянные обвинения в жестокости, коррупции и связях с криминалом, он пересидел четырех лидеров Дагестана и двух российских президентов.
Неудивительно, что помимо клички Рузвельт (связанной с инвалидным креслом) его называли Саид Бессмертный по аналогии с Кощеем Бессмертным. Когда Москва, наконец, решила выступить против него в 2013 году, ей пришлось принять во внимание масштабы его локальной силовой базы. Помимо частной армии телохранителей, Амиров имел значительное влияние в дагестанской полиции и, по слухам, хорошие связи с бандой под названием «Колхозники», занимавшейся перевозкой наркотиков. В результате его арест был похож на рейд во вражеской территории и проводился спецназом ФСБ, доставленным из-за пределов республики и подкрепленным техникой и военными вертолетами. Страх его влияния на местные власти был настолько силен, что Амирова вместе с племянником и девятью другими подозреваемыми первым бортом отправили в Москву.
Однако если Москва спокойно позволяла ему создавать себе вотчину в течение 15 лет, почему она вдруг пошла против него? Отчасти из-за того, что Следственный комитет РФ обвинил Амирова в соучастии в убийстве в 2011 году одного из его следователей, Арсена Гаджибекова. И хотя его в конечном счете приговорили по целому ряду статей, процесс был запущен, когда стало известно о его попытке использовать ракету «земля — воздух» для того, чтобы сбить самолет с Сагидом Муртазалиевым, главой пенсионного фонда Дагестана. Амиров был приговорен к 10 годам заключения в колонии строгого режима (прокурор просил о 13 годах). Он был лишен государственных наград (забавно, что некоторые из них он получил от ФСБ). Это было беспрецедентным наказанием для одного из бывших локальных лидеров, имевших поддержку Кремля, и предупреждением для остальных региональных клептократов.
Однако даже Следственный комитет не мог бы арестовать человека ранга Амирова, окопавшегося в доме-крепости, и отправить его в тюрьму без политического решения со стороны Кремля. Все те атрибуты, которые, казалось, и делали Амирова столь привлекательной для Кремля фигурой в регионе, — умение управлять сложной этнической и партийной политикой Дагестана, его безжалостность, его сети как в преступном, так и в официальном мире, коррумпированность, достигшая огромных масштабов, и корыстные амбиции в интересах его самого и его семьи — внезапно превратились в отягчающие факторы.
Современное российское государство стало намного сильнее, чем в 1990-е годы, и намного ревностнее относится к своему политическому авторитету. Банды, процветающие в современной России, склонны работать с государством, а не против него, а к власти пришло новое политическое поколение, будущее которого зависит скорее от патронажа со стороны Кремля, чем от связей с местным преступным сообществом. Если Россия действительно управляется «глубинным государством» — этот термин пришел из Турции, которая много лет управлялась внутренней элитой внутри элиты, негласно контролирующей политиков[568], — то в ней должны быть и «глубинные преступные» структуры. Необычное исследование, сделанное Михаэлем Рохлицем из Высшей школы экономики в Москве, позволило увидеть явную корреляцию между использованием незаконных методов для захвата чужого бизнеса местными правительственными чиновниками и их успешным привлечением голосов в пользу Путина на выборах[569]. Иными словами, вы делаете что-то хорошее для Кремля, а Кремль закрывает глаза на ваши делишки. Эти гибкие сети патронажа и взаимной заинтересованности, соединяющие в единое целое политических деятелей, правительственных чиновников, бизнесменов и «крестных отцов», очень сложно формализовать; к примеру, предположения о возможных связях Лужкова основаны на слухах и подозрениях — однако они, несомненно, существуют и играют свою роль в придании российской политике определенной формы. И тогда нам остается лишь вспоминать вечный трюизм о том, что государство — это самая большая банда среди всех.
