Воровские гонки - [4]

В английском дартсе игроки метают коротенькие дротики, в русском резиновые мячики размером с теннисные. Десять конкурентов - десять бросков. Метров с двадцати пяти. Выстоял все броски, не упал, не оторвал хоть на секунду лицо от дыры - считай, победил. Значит, твои сто "баксов" даром не пропали. Если ты один устоишь - тыща сто твои. Если двое - сумма пополам. Обычно выстаивал только один Топор.

- Э-эх! - врезал мячиком по переносице номеру первому пьяный вдребадан мужик с порядковым номером десятым.

- А-ах! - ответил ему на удар по переносице номер первый и рухнул на грязный заплеванный пол. - Но-ос!.. Но-ос!.. С-сука, ты разбил нос!..

- Не скули! - гаркнул на него судья-фингалоносец. - Замочишь ему в харю мячом, когда его очередь подойдет!

- Это нечестно! - скулил поверженный. - Не его очередь была кидать!

- В бросках очереди нет, - напомнил судья. - Иди умойся.

Жора Прокудин лениво глотнул плотного хмельного портера, с безразличием посмотрел на сопляка с разбитым носом, на его запрокинутую голову и подумал, что в этот раз Топору придется поделить "бабки" с пьяным мужиком.

Бухие ничего не чувствуют. Хоть трактором через него переезжай. А у мужика к тому же было типичное лицо тракториста: продубленое, с глубокими оспинами и трехдневной щетиной. С какого вокзала припер его хозяин притона, обычно набиравший игроков, Жора даже не мог представить. Не меньше чем с Казанского. Люди с такими лицами могли жить только за Уралом. Где-нибудь на заимке, в тайге. И не реже раза в неделю руками намертво валить медведя.

- Э-эх! - вышиб очередного претендента мужик.

Мячик отлетел ото лба кавказца, единственного иноземного претендента на тыщу долларов с лишком, и сын гор грохнулся на спину с такой силой, как будто рухнул потолок. Зрители взревели в восторге. Ставки тотализатора, бушевавшего в толпе, уже не замечали никого на подиуме, кроме мужика. "Неужели Топор проиграет?" - удивленно подумал Жора Прокудин, и что-то противное и тоскливое сжало пальчиками сердце. Он поневоле приложил к солнечному сплетению ладонь и сразу вспомнил бумажное лицо парня. Наверное, он умер, когда Жора захлопывал рядом с ним дверцу. Через семь минут уже у входа в приемное отделение больницы у парня были окоченевшие пальцы. Он вырвал из них малюсенькую записную книжечку, помог врачам перетащить парня в морг и только потом вспомнил о деньгах. Они влипли в лужу крови, и он не решился отодрать их. Он подождал в противоположном дворе, пока у "жигуленка" убитого появятся милиционеры, издалека посмотрел на врача, озирающегося в поисках Жоры, и пытающегося что-то рассказать сонному сержанту, и поплелся в подвал к Топору. Других друзей у него не имелось. Босс - не в счет. Босс на звонок не ответил, а это означало только одно: звонить надо через час. Не меньше. Босс никогда не разговаривал с ним при свидетелях.

- Номер десятый! Червонец! - вырвал из глотки хрип судья.

За время, пока шел "русский дартс", табачный дым так уплотнился, что фингал с его лица исчез. С места Жоры Прокудина все смотрелись близнецами с мутно-бледными рожами. Не люди, а девки с кремовыми масками на физиономиях.

- Жи-и-ла бы стра-ана родна-ая! - с криком попытался всунуть свое рыхлое личико в дыру пьяный мужик.

Дыра оказалась не по размеру. Для физиономии сибиряка нужно было прорезать отверстие диаметром с хороший тазик. Или с автомобильное колесо. В той дырочке, что красовалась на черном щите, появились лишь дурацкие пластиковые кружки очков, по-монгольски широкий нос и верхняя губа.

- А другого щита у вас нету? - недовольно спросил номер первый.

Переносицу на его узком больном лице осветлял двойной слой пластыря, а из ладони в ладонь нервно перелетал резиновый мячик.

- Нету! - огрызнулся судья и снова сполоснул горло водкой.

Наверное, оно у него было оцинкованным.

- Э-эх! - С таким же вскриком метнул номер первый мячик и попал по доскам щита.

Черно-кожаная толпа презрительно засвистела, а верхняя губа мужика всплыла в улыбке, показав медвежьи желтые зубы. Впрочем, этой желтизны Жора Прокудин издалека не увидел. Он посмотрел на Топора, прислонившегося спиной к холодной стене. Его глаза были закрыты, но было такое ощущение, что он следит за всем происходящим сквозь веки. Открыл он их за секунду до того, как судья-фингалоносец, уже напрочь потерявший голос, выдавил из себя:

- Нх-хумер один... а-аццатый...

На лету Топор поймал брошенный ему судьей мячик, покатал его за спиной в ладонях и крикнул мужику:

- Ты сколько весишь, дядя?!

- Все - мое, - из-под разбитой в котлету губищи промямлил мужик.

Восемь остальных метателей сделали из его красного лица сине-черную отбивную. Из переносицы стекала по носу к черным доскам щита кровь. Побелевшие пальцы мужика держались за края досок. У мужика никогда не было в кармане тысячи долларов, и он готов был умереть на подиуме, но не разжать пальцы.

С разворота, как матерый питчер в бейсболе, Топор сложился в

полупоклоне, пружиной распрямился, высоко вскинув левую ногу, и

метнул мяч в цель. И уже через секунду щит рухнул на пол вместе с

мужиком.

Удивление подбросило Жору Прокудина со стула. Он хорошо знал, что щит прибит по низу к доскам подиума, и не мог понять, почему он упал.