Воровские гонки - [33]

Мутным, дергающимся взглядом Рыков посмотрел на дверь "мерса", приехавшую прямо к его правому плечу, и с натугой, комом, проглотил ужас.

- Со... со... сорок тыщ дол... ларов, - сухими губами оценил он новую потерю и тут же вздрогнул от рева мегафона.

Скользя пальцами по дверце, он все-таки нащупал рычажок. Дверь поддалась легко, будто машине и вправду надоел этот пьяный дурак, и выпустила его на улицу.

Речная свежесть обожгла лицо, на секунду вернула трезвость, и этой короткой, вспышечной секунды Рыкову хватило на то, чтобы обернуться и увидеть разворачивающийся между деревьями "форд". Страх бросил его к черным скалам зданий. Спотыкаясь и хрипя, Рыков добежал до пыльных колючих кустов, упал прямо в них, проломив их грудью, а в голове скороговоркой пульсировало: "Дай! Дай! Дай!" Он сжал ладонями уши, но слова просачивались и сквозь пальцы. Только звук получался каким-то писклявым, будто теперь у него клянчил деньги ребенок.

Рывком он отпустил ладони и сразу понял, что стонет "Дай! Дай! Дай!" гаишная мигалка на "форде". Обернувшись и отодвинув ветку, он четко, будто днем, увидел облитый огнем фар свой изувеченный "мерседес", увидел людей в бледно-синей милицейской форме, увидел зевак, вылезающих из останавливающихся на набережной легковушек, и вдруг перестал ощущать себя рыбой, пойманной в сети. Он вспомнил, то он - Рыков, что у него есть крупная фирма, что он не последний человек на земле, и это чувство собственной значимости подняло его с повлажневшей травы. Да, он угробил трехсотый "мерс", но это был его собственный "мерс", да, он был пьян, но пусть уж накажут за пьянство, отберут права, чем станут стыдить завтра, как мальчишку, который нашкодил да убежал.

Рыков зло, но зло к самому себе, отряхнул брюки, пиджак и уже хотел повторно проломить кусты грудью, но то прежнее, что превратило его во время безумной гонки в глаза, неожиданно окаменило его.

- Твою мать! - только сейчас заметил он.

На "мерсе" красовались номера чужой машины. Сам того не желая, он угнал ее от ресторана. Ноги уже не хотели идти к разбитому лимузину. Он не ощущал их.

Пиликание "сотовика" в кармане пиджака шибануло его в пот.

- А!.. Кто?!. Чего?! - прохрипел он в трубку.

- Это я, Барташевский, - мягко ответила она.

- Ты это... чего?

- Я тут вечером был занят. Не успел доложить. А тут вспомнил. Я кресло тебе заказал. Завтра привезут. Максимальная ширина. Шире уже не бывает. Шире - только диваны...

- Ну ты это... А если я сплю?.. Чего ты звонишь?

- Ты - спишь?

Раньше двух-трех ночи Рыков редко заявлялся домой. В вопросе Барташевского сквозили и удивление, и любопытство.

- Ну не сплю я!.. Так что, надо про всякую ерунду звонить!

- Я хотел узнать, как банкиры...

От упоминания о них Рыков проскрипел зубами. Мигалок вокруг вросшего в дерево "мерса" становилось все больше, и от их воплей "Дай! Дай! Дай!" можно было задохнуться.

- Твари они, а не банкиры, - прохрипел Рыков. - Дай! Дай! Дай!

- Что? - не понял Барташевский.

- "Бабки" требуют!

- А что в этой... в милиции?

В безразличии тона, с каким задавался вопрос, четко ощущалось:

Барташевский звонил вовсе не из-за банкиров и не из-за кресла.

- Облом. Полный облом, - вспомнил мрачного милицейского

подполковника Рыков.

- Ты же сам говорил, они поймали парня с твоими кредитками. Точнее, с подделанными под твои...

- Ничего не подделанные! У него нашли одну мою. Помнишь, я тебе говорил месяцев восемь назад, что потерял кредитку...

- Так это она?

- Да. Он успел тогда чуть-чуть с нее погреться. Тыщи на три. Я потом счет аннулировал.

- А других у него не нашли?

- Нет, - раздраженно прохрипел в трубку Рыков.

Шепот у него не получался. По горлу скребли невидимым наждаком, а та штука в организме, которая отвечает за слюну, отказывалась работать. И от этой неожиданной забастовки он воспринимал свежий воздух ночи каким-то жгучим и сухим. Точно и не посреди Москвы он стоял, а посреди пустыни.

- Значит, надежда исчезла? - расстроился Барташевский.

- Мент этот... такая сука! Он мне говорит: ищите воров в своем окружении. Возможно, что вором может быть и жена... Тварь! У моей Лялечки куча недостатков, но красть она не будет. Тем более у меня. Да я за нее...

- Это он зря, конечно...

- Там все - сволочи. Им плевать на меня!

- А ты рассказал им об исчезнувших деньгах... Ну, твоих и моих?

- Нет, - еле выжал Рыков.

Он только в эту минуту вспомнил о швейцаре. Только один человек на

земле - этот краснолицый манекен с екатерининскими бакенбардами

- видел, как Рыков заводил чужой "мерс". А может, он

преувеличивает? Может, и не видел швейцар его буйного отъезда? В

плохое верится сильнее, чем в хорошее. Накативший из ниоткуда страх неожиданно увлажнил рот. Словно бы лопнула внутри та штука, что бастовала.

- Мне лететь надо, - промямлил он в трубку. - По делам... У меня дела...

Он зашарил по карманам. Где-то в брюках прятались несколько стодолларовых купюр. Рыков презирал портмоне, считая их бабской безделушкой, и всегда рассовывал деньги по карманам.

Мятые серо-зеленые стольники он нащупал у пояса, в тайничке. Только они могли сейчас спасти его. Швейцар, как и положено представителю его профессии, легко покупался. Но гаишники могли опередить Рыкова и купить чуть раньше.