Вороново Крыло - [14]

– Стой, кто идет! – бросил я в темноту. А в ответ услышал:

– Время… Я обернулся – теперь за моей спиной было две фигуры. Два ангела или две химеры. Мы молча сидели втроем: я обелиск, я и тот, кто был за моей спиной. Это была не женщина – и, стало быть не смерть. Ибо было сказано в мемуарах самоубийцы, что у смерти женское лицо. Кто-то в нем видит мать, кто-то видит жену, а кто-то – взгляд, что гасит свет звезд. Но с чего смерти заходить на кладбище – ей здесь нечего делать. Все и так умерли. Но говорится – иногда ищут смерти как спасенья, а самые страшные вещи приходят в мужском облике. На соседней аллее вдруг появился туман – сперва он был легким и полз над землей, потом начал подыматься, клубиться, складываясь в фигуры – их было много. Туман пел – тихо и высоко. Казалось звук шел от земли, от каждой могильной плиты. Может, так поет трава, когда не боится, что ее подслушает человек.

– Что там происходит?

– Сегодня такая ночь, когда покойники хоронят своих мертвецов. Это хорошая ночь…

– Для чего хорошая?

– Сегодня никто не отбрасывает тень и мертвые сравняются с живыми… Даже четыре всадника спешиваются и пьют с теми, кто завтра будет их пищей. Могилы выплевывают своих покойников и они летят по воздуху как птицы. Но тебе-то все равно – птицы никогда не отбрасывают тени.

– Отбрасывают… Ее просто никто не видит. – ответил я. Мы замолчали. Наконец я спросил:

– Скажи мне одну вещь…

– Да, мой друг…

– Кто оплачет последнего покойника? Он ответил не задумываясь:

– Последний бог…

– А если умрут все боги?

– Бог Времени не умрет, пока будет время.

– Время для чего?

– Время вообще. Ибо в начале было время и нет места без времени… Ты не можешь вдохнуть аромат цветка до того, как он распустился.

– Но я могу идти еще до того, как появится дорога…

– Слушай, иди-ка ты спать… Я так заболтался с тобой… До встречи. Что-то зашумело за спиной и меня на мгновение накрыла тень. Когда я обернулся, химера была одна. И я пошел домой. По дороге мой путь пересекся с сотканным из тумана кортежем – я не стал переходить им дорогу и они прошли мимо даже не обратив на меня внимания.

Утром первым делом я постарался убедить себя, что все это приснилось. Но удавалось это с трудом – мысли путались, сталкивались друг с другом. Заклятия к рассвету развеялись, но свет резал глаза – зрачки сходились медленно. Голова не болела, но было довольно плохо. На вино я смотреть не мог, хозяйка предложила кваса, но я попросил кислого молока с черным хлебом. Где-то к полудню я выбрался в город. Главной новостью было то, что рано утром город покинули рыцари. Они снялись тихо, и ушли, оставив в лазарете своего брата по оружию. Потом я пошел в казарму. Там я застал только майора – Шеель ушел опохмеляться в неизвестном направлении. От одного из солдат я узнал, что комендант за вчерашнюю резню приговорил Шееля к двум неделям гауптвахты, с отсрочкой исполнения приговора до окончания войны. Дель Тронд сидел за столом, разложив перед собой карты. Когда я вошел, он взглянул на меня, коротко кивнул и вернулся к своему занятию. Я взял стул и присел рядом.

– Рыцари ушли… – сказал я. Тронд кивнул, вымеряя циркулем расстояние от Сиенны до перевалов.

– А мы когда выступаем? Дороги подсохли, можно…

– Можно… –согласился майор, – но не время… Но время начищать сапоги… Я посмотрел на свои сапоги. Под каблуком прилип небольшой кусок желтой глины – все-таки сегодня ночью я был на кладбище.

– Дже, выдыхай в сторону, – бросил майор, – разит… Мне не оставалось ничего, кроме как встать и уйти. Когда я был в дверях, майор отложил приборы и откинулся на спинку стула:

– Завтра к утру будь готов… День прошел бестолково. Я собрал вещи, вернул книги. Расплатился с хозяйкой, отдал ей остатки вина, оставив себе лишь бутылку. Потом была ночь –я спал плохо, забывшись глубоко за полночь. И входящее солнце разбудило меня. Хотелось полежать еще, может увидеть еще один сон. Но я подумал – спать не время. Пора! К казарме я прибыл к восьми. Но плац был пуст, я подумал, что опоздал, но увидел майора у умывальников. Я спешился и подошел к нему. Он только намылил лицо и собирался бриться. Увидев меня в зеркале, кивнул.

– А где солдаты? – спросил я.

– Спят еще… Я удивился: в фортах играли побудку в четверть седьмого.

– Спят?!?

– А что тут такого? Некоторые люди обладают такой способностью. Я просто подумал, что мы до следующего привала будем в пути полтора дня, и есть смысл ребятам отдохнуть. За два часа, я бы пожалуй, выспался. Я подумал об этом и зевнул. Майор добавил, будто успокаивая меня:

– Часам к десяти тронемся. К тому времени потеплеет – сейчас не май месяц все-таки… Я кивнул и отошел от командира. Дело было к осеннему солнцестоянию – на открытых местах от осеннего ветра было зябко. Но плац был защищен от ветра коробками казарм, и я присел на солнце под стенку, подставив лицо солнце. Свет ласкал меня мягкими теплыми волнами и я, кажется, задремал. Когда я открыл глаза, приготовления были в самом разгаре. И ровно в десять мы тронулись

Утром следующего дня мы должны были форсировали реку. Тракт упирался в большой мост, который был разрушен почти до основания. Но грунтовая дорога, сбегая со склона, вела нас к другому, понтонному мосту, наведенному чуть ниже по течению. Ко всем прочим недостаткам он был узким, и движение по нему шло только в одну сторону. И мы ждали, пока придет наша очередь переправляться. Мост был наведен саперами, и, следовательно, принадлежал войскам. Номинально по нему должна была переправляться только армия, но с той стороны толпились повозки беженцев – они ждали ночи, когда поток частей спадет и за мзду можно будет переправиться на берег, который еще не достала война. Одна семья пыталась переправиться вплавь, обвязав повозку бочками, но один мул утонул, а второго едва удалось спасти. Говорят, они рыдали над утонувшим будто над близким родственником, но к тому времени как мы прибыли, они его разделали, жарили и продавали. В те времена армия еще снабжалась и солдаты даже не смотрели на мясо, воняющее ослом, но среди беженцев еда расходилась споро. Очередь на переправу была длинной, но двигалась быстро, и, наконец, нам дали сигнал переправляться. Рассвело уже давно, но низкое солнце только начинало карабкаться из-за дюн. И за поволокой то ли пыли то ли пепла оно казалось серым.