Воронка - [2]

Шрифт
Интервал

– Да.

– Это и есть Флакур. На дороге перед въездом в город ты увидишь мемориал.

– Как хоть этот мемориал выглядит? – спросил Гюнтер, заправляя рубашку и готовясь к забегу.

– Такое кирпичное строение метра два высотой, по форме напоминающее домик, с покатой крышей, а на фасаде надпись: «В ЧЕСТЬ СЫНОВ ГЕРМАНИИ, ПАВШИХ ЗА КАЙЗЕРА И РЕЙХ».

– Хорошо, спасибо, я побежал.

– Подожди, Гюнтер, как твоя фамилия, чтоб я записала тебя, если вдруг опоздаешь?

– Байер, Гюнтер Байер.

Туристы разбрелись по городу. Прекрасная погода приглашала всех. Солнце играло своими лучами, перистые облака проплывали по голубому небу. Чириканье птиц добавляло утреннему настроению бодрости и чувство прекрасной надежды. Из пригородных полей и лугов легкий ветерок приносил душистый запах недавно покошенной травы. Казалось, природа дарит людям всю заботу, что у нее есть и приглашает всех людей насладиться теплым воздухом.


На заднем сидении автобуса продолжал сидеть пожилой мужчина. Он, молча, смотрел в окно, видя, как миссис Вайс завернула за угол вместе с другими туристами, что-то им рассказывая.

– О чем ты думаешь? – нарушил тишину голос жены.

– Не верится, что я здесь. Всю жизнь мне казалось, что все произошедшее было страшным кошмаром. Но это место реально.

– Тебе тяжело находиться здесь, милый?

Старик пожал плечами:

– Я не знаю, как описать свои чувства. Я мало что помню с того времени, но это дерево мне припоминается. В то время это было единственное дерево, сохранившееся в черте города. Изменился лишь внешний вид.

– Ты хочешь выйти, или мы посидим здесь и дождемся отъезда?

Он тяжело вздохнул и ответил:

– Ты думаешь, я дал позволить тебе вытащить меня из теплого кресла ради сидения в автобусе? Нет, я должен туда выйти, дорогая. Там, на загородных полях осталась моя молодость.

– Это произошло именно в этом городе, милый? – она взяла его руки в свои, слегка растирая холодные ладони.

– Да, почти здесь. Я хочу выйти…

Они переглянулись.

– Один. – Добавил он.

– Я понимаю тебя. Иди к своей юности, а я прогуляюсь по городу и куплю нам что-нибудь перекусить в дальнейший путь. Ты не забыл, Вайс сказала, что у нас два часа.

– Если я не примру где-нибудь под деревом, то обязательно вернусь. – Старик улыбнулся.

– Дурак…


Уже на улице он снова взглянул на зеленое, ветвистое дерево, играющее своей массивной кроной с порывами легкого ветра. Из глубины сознания яркой вспышкой блеснули давние воспоминания оголенного древесного ствола, почерневшего от копоти и огня. Тогда это дерево не было таким зеленым, оно было мертвым. Окинув улочки равнодушным взглядом, старик пошел в другую от всех сторону. Местность за городскими кварталами еще хранила свежесть от недавно скошенной травы. Вдалеке старик завидел Гюнтера Байера, который изо всех сил бежал по дороге, к соседнему городу. Решительной походкой старик направился от площади к обширным полям; в ту же сторону побежали и ребята, услышавшие о сохранившихся окопах.

«Мама» – давно забытый голос начал повторять это слово, завлекая мысли в трущобы воспоминаний. Словно кинопленка, его память запечатлела лишь редкие кадры молодости и этих мест. Он забыл очень многое, но его память отчетливо сохранила слово «мама», и голос, голос из прошлого, который произнес его. Выйдя за городские кварталы, его глазам предстало непередаваемых красот поле – огромное и переменчивое, от зеленой и ровной поверхности лугов до неравномерных бугров. В одной части поля было еще одно мемориальное кладбище. Время от времени на нем можно было увидеть пожилых людей, бродивших в одиночестве, склонявшихся над могилами своих бывших сослуживцев, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Он не останавливался, продолжая ступать по зеленой траве. Поле казалось бесконечным. Наконец, земля под ногами переставала быть ровной и каждый шаг оголял шрамы, нанесенные матери природе. Слева, поросший травой, показался маленький кратер. Справа почва так же была неровной – это был другой кратер, более глубокий. «Вряд ли она сохранилась», – думал он, обходя ямы.

Его руки были изрезаны морщинами, редкие седые волосы развивались на ветру. Он все шел, никуда не сворачивая, внимательно всматриваясь в каждый кратер, попадавшийся на пути, изучая каждый сантиметр. За множеством воронок, старик увидел длинную извилистую траншею, оплывшую землей и заросшую травой за долгое время. Змейкой траншея уходила куда-то в дальнюю лесополосу, откуда теряла свое продолжение. За лесополосой пролегала асфальтовая дорога на плато Типваль к главному мемориалу.

Он подошел ближе и наконец спустился в саму траншею. По внешнему виду было заметно, что за этим эхом войны ухаживают, время от времени подкапывают, чтобы земля не затянула все окончательно. Там, где раньше располагался блиндаж командира батальона, теперь пролегает асфальтовая дорога к мемориалу. А бетонные бункеры, в которых солдаты пережидали артобстрелы, давно были разобраны и засыпаны землей. В десятках метрах вокруг все поле было изуродовано одинаковыми воронками, которые оставила здесь далекая война. Нынче война, прокатившаяся здесь, отзывалась только приглушенным эхом далеких сражений, звук которых остался лишь в памяти когда-то сражавшихся тут солдат.


Рекомендуем почитать
Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


Пробел

Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Игрожур. Великий русский роман про игры

Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.


Дурные деньги

Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».