Воронье озеро - [43]
15
Март. Сугробы еще лежат, такие же белые, ровные. С виду как в феврале, ничего не изменилось. Но ступишь на снег и сразу же чувствуешь разницу. На снегу тонкая корочка, шагнешь – и провалишься. Свежий снег ложится сверху, словно пух, полежит день-другой и тоже покроется корочкой. А под ним старый снег, тяжелый, плотный, как сало.
Кажется, с марта Люк начал приучать Бо к горшку. Для всех нас это было настоящее испытание – Бо есть Бо как-никак, – и я все помню до сих пор. Помню, как мы с Мэттом занимались в кухне за столом и тут зашла Бо, в шести свитерах, но без штанов, а в руках горшок – пустой. И сама мрачнее тучи. Следом Люк, тоже хмурый. Он что-то говорил – мол, разве ты хочешь всю жизнь в подгузниках щеголять, и как тебе не противно ходить весь день мокрой и вонять, как выгребная яма? – но Бо не слушала. Прошествовала в угол кухни, затолкала горшок в помойное ведро и вышла вон.
Помню, как Люк сполз по стенке, уселся на пол, обняв колени и уткнувшись в них головой, и простонал: «Достали меня ее какашки!» И помню, как Бо оглянулась уже с порога, постояла в нерешительности, потом вернулась, погладила Люка по голове и сказала: «Не плачь, Люк». А горшок из ведра так и не достала, ее сочувствие Люку имело свои пределы.
И помню, как Мэтт воскликнул: «Люк, она заговорила предложениями! Она сказала: “Не плачь, Люк!”» И оба рассмеялись.
Впрочем, я могу и ошибаться. Возможно, это было не в марте – в тот месяц нам было не до смеха. Думаю, к тому времени мы дошли до точки, где – как все дороги ведут в Рим – каждый наш разговор вел к спору, неизменно на одну и ту же тему.
Однажды – наверное, в воскресенье, когда у всех нас после обеда выдался свободный часок, – Люк предложил мне поучить Бо каким-нибудь несложным детским стишкам. Более мирного занятия не придумаешь. Люк беспокоился, что Бо вырастет, не зная стихов, и уговаривал меня что-нибудь ей рассказать. Бо к тому времени уже выздоровела, стала, как прежде, шумной и гоняла по кухне кастрюли.
– Расскажи ей парочку, Кейт, – упрашивал Люк. – Самые известные.
– А какие самые известные?
– Не знаю. Расскажи ей свои любимые.
Мне ничего не вспоминалось.
– Я все забыла, – призналась я.
– Хикори-дикори-док, – подсказал Мэтт. Он писал письмо тете Энни, сидя за кухонным столом.
Я неуверенно начала:
– Бо, скажи: Хикори-дикори-док.
Бо отвлеклась от кастрюль, покосилась на меня недоверчиво.
– Она решила, что ты сбрендила, – сказал Мэтт, продолжая писать.
Я попробовала еще раз:
– Бо, скажи: Хикори-дикори-док.
– Ики-дики-док, – буркнула Бо. И огляделась в поисках нужной кастрюли.
– Хорошо, – обрадовалась я. – Молодец, Бо. А теперь скажи: Мышь на будильник скок.
– Вот эта! – сказала Бо. И, схватив самую большую кастрюлю, принялась складывать в нее другие по размеру. Это она уже освоила, почти не ошибалась.
– Она не слушает, – вставил Мэтт сквозь звон кастрюль. – Думает, ты свихнулась.
– Давай, Бо, – продолжала я. – Мышь на будильник скок.
– Дура, – сказала Бо и, оторвавшись на миг от кастрюль, погрозила мне пальцем.
– Стишок и правда дурацкий, – заметил Люк. – Попробуй какой-нибудь другой. Расскажи хоть один целиком.
Подумав, я запела песенку:
Бо прищурилась, посмотрела на меня с любопытством.
– Клюнула! – сказал громким шепотом Мэтт. – Она у тебя на крючке, смотри не упусти!
– Тук-тук-тук, – повторила Бо для пробы. – Ля-ля-ля.
– Молодец, Бо! Отлично! Слушай еще раз.
– Тут как тут, – повторяла Бо, внимательно следя за моими губами и приплясывая в такт.
– Молодчина, Бо! Здорово!
– Тут как тут! – распевала Бо. – Тук-тук-тук!
– Здорово!
– Кстати, о докторах, пришел уже счет от доктора Кристоферсона? – спросил Мэтт.
Люк не понял:
– Что?
– Он ведь лечил Бо от кори. Пришел уже счет?
Люк пожал плечами:
– Кажется, нет. – А сам смотрел на Бо.
– Тук-тук-тук! – разошлась не на шутку Бо. – Ля-ля-ля!
– Сколько он с нас возьмет, как думаешь? – спросил Мэтт.
– Откуда я знаю?
– Ну примерно. Приходил он раза четыре-пять. Выйдет недешево.
– Вот придет счет, тогда и будем за голову хвататься, ладно? Спой-ка еще разок, Кейт. Помедленней, по строчке. Она все на лету схватывает.
Но я следила за Мэттом – он встал из-за стола, подошел к окну. Уже стемнело, наверняка он ничего не видел, кроме своего отражения, но все равно стоял и смотрел.
Молчание нарушил Люк:
– Любишь ты себя грызть, да? Без этого тебе жизни нет. Ни дня не можешь, ни минуты – все переживаешь да пережевываешь. Махнул бы на все рукой хоть раз… Вот и портишь, черт подери, все, что бы мы ни делали.
Мэтт тихо сказал:
– Надо что-то придумать, Люк. Очень уж быстро мы папины деньги проедаем…
– Да говорю же, что-нибудь да подвернется!
– Да-да, – отозвался Мэтт, – конечно.
Наверное, для него это стало последней каплей, с той минуты он не мог больше жить по-старому. Глупость, если вдуматься, – поразмысли он как следует, понял бы, что доктору Кристоферсону и в голову бы не пришло выставлять нам счет.
В марте я три недели не писала тете Энни, и вот почему. В те дни между Люком и Мэттом все накалилось до предела, и Одиннадцатая заповедь основательно пошатнулась, а наш семейный мирок едва не разбился вдребезги.
Конец XVII века… Пиратские суда заполонили Карибский бассейн. Семья английского аристократа лорда Батлера, спасаясь от религиозных преследователей, в спешке покидает Англию. Позади враждебный Лондон, а впереди счастливая жизнь, полная радужных надежд и планов. Но судьба часто вносит свои коррективы. Сумеет ли героиня романа, потеряв своих близких, отомстить за предательство и унижения…
ХIX век. Закат Великой Османской империи… Юная Реция и благородный Сади полюбили друг друга с первого взгляда. Но на пути к счастью их ждет немало преград… В Сади влюблена принцесса Рошана, и она готова на все, чтобы добиться взаимности и погубить соперницу. Соблазненный возможностью блестящей карьеры, Сади становится фаворитом принцессы… Сумеют ли Реция и Сади сохранить свою любовь?
Роман современной французской писательницы Жанны Бурен повествует об одном из самых известных и трагических эпизодов духовной истории средневековой Европы — любви великого философа Пьера Абеляра (1079–1142) и его ученицы Элоизы. Страсть принесла обоим «великим любовникам» не только высшее наслаждение, но и бесчисленные страдания: Абеляр как принявший священнический сан не мог «смыть грех прелюбодеяния», и дядя Элоизы через своих подручных подверг его позорному оскоплению. Элоиза продолжила свой жизненный путь в монастыре, но пронесла через все испытания великую любовь к своему избраннику.
Франция, XVII век. Именем короля, следуя советам Мазарини, Анна Австрийская сражается с собственным народом. Хотя ее поддерживает величайший политик своего времени, королева тревожится. И однажды, вместо того чтобы следовать умеренным советам любимца-дипломата, она, все еще находясь во власти вдохновения, вызванного когда-то пылкой герцогиней де Шеврез, решает круто повернуть дела…
Прекрасную Сару Маккензи отец-шотландец научил всем сердцем ненавидеть англичан. Но случилось так, что Сара оказалась сначала под защитой Чарльза Эшборна, офицера британских Королевских войск, а потом и в его объятиях. Тут она поняла, что стремительно проигрывает свою личную войну за независимость, ибо не в силах побороть могучую волну страсти, грозящую смести все преграды.