Воронцов - [132]

Шрифт
Интервал

Успев сохранить отряд от смертоносного действия болезни, я бы хотел однако поскорее возобновить действия; но для этого надобно, чтобы болезнь или исчезла или сильно уменьшилась в тех местах, куда идти будет полезно. Надобно терпение, время есть еще пред нами, и я не оставлю эту часть Дагестана, не сделав всего нужного для улучшения положения наших войск здесь и для защиты, укрепления и спокойствия всего покорного нам края.

Несмотря на все неприятности и заботы, которые меня встретили, я более и более радуюсь, что в этом году я не остался в Чечне или в других местах, и прибыл сюда. Я теперь совершенно познакомился не описаниями и рассказами, но собственными глазами с единственною частью Дагестана, которую я прежде лично не знал. В 1845 году я видел почти все от Андийского Койсу до Ичкерийских лесов и Чечню; в прошлом году я объехал весь покорный нам Дагестан от Казикумыхского Койсу до Самура и Ширвани. Теперь здесь, с Турчидага, я вижу как на ладони весь средний Дагестан до самых Андийских высот. У нас под ногами Сугратль, Каракские горы, Чемодан-гора, Ругджа, Гуниб, Кегер и вся Авария. Теперь по крайней мере я могу судить, сколько во мне есть уразумения, что нам нужно иметь и защищать и какие места могут быть более или менее под нашим влиянием, но никогда нами занимаемы не должны.

Последнее твое письмо, где ты говоришь о Казикумыхском Койсу, как о натуральной нашей границе здесь, доказывает мне теперь, сколь ты лучше судил и судишь о здешнем крае, нежели все главные начальники, которые в течении 20 лет после тебя здесь управляли и воевали. До прибытия моего сюда я увлекался мнением многих, что нам бы полезно было занять Ругджу и Гуниб. Теперь я ясно вижу, что эта мысль была совершенно ошибочная. Что же касается до занятия Аварии, то пусть Бог простит тех, которые имели эту мысль и по оной действовали. Конечно мы всегда должны иметь возможность (и это весьма легко) сделать набег, если обстоятельства того потребуют, и на Аварию, и на Тилитли, и на другие места; но думать о постоянном занятии внутренности этих проклятых гор без всякого способа существования, без всякого предмета и с огромными издержками для перевозки провианта и снарядов, есть по моему мнению совершенное сумасшествие, не говоря о том еще, что таковое занятие потребовало бы употребления наших резервов и что этим резервам, в случае восстания со стороны, у нас не осталось бы чем помочь. Между тем во все это время ничего не было сделано для совершенного обеспечения, особенно в зимние месяцы и раннею весною, покорных нам Кузикумыхского ханства и Даргинского общества. Самурский отряд, по недостатку топлива, каждую осень отходил на Самур более 300 верст от настоящей линии; таким образом не только весь край, но и слабые наши гарнизоны в Кумыхе и Чирах оставались шесть или семь месяцев в году совершенно без защиты. От этого также богатая и преданная нам деревня Чох в начале 1845 года была разорена Даниель-Беком, а в прошлом году Шамиль, прежде разбития своего в Куташи, разорил сильные и преданные нам деревни Цудахар и Ходжал-Махи.

Для защиты Даргинского общества и даже Мехтулинского ханства я еще в прошлом году согласился с князем Аргутинским о переводе в течение нынешнего 1847 года Самурского пехотного полка с правого берега Самура на урочище Джедагор, недалеко от Акушинской границы, и теперь там строится полковой штаб. Ходжал-Махи теперь укрепляется, и жители там опять строются, видя, что им уже не будет никакой опасности и что их богатые сады и виноградники остались целы. Остается теперь восстановить Цудахар при присутствии части наших войск и обеспечить весь Казикумых.

Вот наше главное дело, и я надеюсь, что с помощью Божиею мы в этом успеем. Главное затруднение всегда было совершенный недостаток в топливе, не позволявшем никаким резервам оставаться здесь зимою. Это затруднение чудесным образом теперь устранено. Еще в прошлом году содействием князя Аргутинского, чрез нарочных специальных чиновников, мы искали между Акушею и Кумыхом каменный уголь, но удачи не было. В прошедшем апреле месяце я пригласил известного профессора Абиха поехать на места, где еще в 1843 году князь Аргутинский писал генералу Ней-гардту, что по его мнению есть признаки драгоценного для здешней местности минерала. Князь Аргутинский дал ему верных проводников и рабочих, и к истинному моему восхищению, когда мы были еще в Ходжал-Махи, г. Абих привез мне образчики найденного им настоящего каменного угля. Место оного около деревни Улучур, в 12-ти верстах от Кумыха. Будучи почти на дороге нашей, когда мы шли сюда, я остановился там с большою частью отряда на три дня. Мы нашли уголь не в одном, а в десяти местах, а как в рабочих не было недостатка, то и успели добыть тогда же несколько сот пудов и тут же начали пробовать и употреблять его в земляных печах. То же самое делаем здесь, и к нам привозят сюда уже уголь со всех сторон, ибо за каждый вьюк получают по полтине. Солдаты и жители знакомятся с употреблением оного, и важнейший вопрос о возможности иметь зимою резерв в 2 или 3 батальонов в окрестностях Кумыха из графского полка (Ширванского) торжественно решен. Это большой результат, и может быть, что без тех обстоятельств, которые меня повели с отрядом по эти местам, дело угля, столь для нас интересное, осталось бы по крайней мере до будущего года нерешенным.


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.