Ворона - [8]

- Сильный и страшный рассказ! - воскликнул Александр Сергеевич. Как там у вас живых баграми заталкивают под лед в Новгороде! А пьяный царь девок щупает. Очень сильно! Вы взяли прекрасный сюжет из русской истории. Так и нужно. Обязательно художественное произведение должно выражать серьезную, большую мысль. Как говорил Чехов, только то прекрасно, что серьезно. Продолжайте писать, вы талантливый человек!

Миша от смущения покраснел.

- Пора и обедать, наверное, - сказал Алексей.

- Я распорядился, - сказал Абдуллаев. - Через полчаса все будет готово.

- Какой чудесный вид с террасы на реку! - со вздохом умиления сказала Ильинская. - Живу здесь два года и никак не привыкну к этой красоте. Такое впечатление, что паришь над рекой!

- Красиво, - согласился Алексей.

- Очень красиво! - усилил оценку Александр Сергеевич.

Свет на сцене медленно погас, затем луч прожектора выхватил из тьмы восторженное лицо Маши.

- В заголовки новостей субботнего номера! - начала она и продолжила: - Банкиры России не склонны преувеличивать проблему оттока капиталов на Запад. АО "Пермские моторы" получило заказ на изготовление двигателей для правительственного авиаотряда. Конфликт Вила Мирзаянова с генпрокуратурой и контрразведкой завершился победой ученого.

Дали общий свет. Александр Сергеевич беседовал с Мишей.

- Вот некоторые субъекты говорят, что раньше было лучше, жизнь была спокойнее, - сказал Александр Сергеевич. - Но это не так, и вы это здорово показали. Культурный прогресс человечества идет очень медленно. Мы живем в лучшее время, по сравнению с прошлыми временами, хотя дикости еще много, но значительно меньше, чем прежде. И вы пишете лучше, чем прежде... Тогда вы плели, как вон Маша, - кивнул Александр Сергеевич в ее сторону, - непроницаемую словесную ткань, и только. Хотя тканью то плетение назвать нельзя. Ткань - вещественна и имеет свое предназначение, а то было нечто... бессмысленное. Когда нечего сказать, я думаю, когда пуста душа, то начинается плетение, объемы, главы, как роман на голову, вместо снега! Мертвые слова, фанерное искусство. А у слов есть душа! Вот в чем дело. Эту душу слов нужно почувствовать и познакомить слово со словом. А это могут делать единицы.

Ильинская, сидевшая рядом с Алексеем, шепотом спросила у него:

- Как вы думаете, Маша живет с Абдуллаевым?

- Разумеется, - прошептал Алексей.

- А как же Миша?

- Миша ее никогда не любил. Он прежде видел в ней коллегу по художественной прозе, а теперь... Инерция знакомств, работы. Абдуллаев теперь ему платит тысячу долларов.

- Пойдемте обедать, - сказал Абдуллаев.

Свет погас. Прожектор выхватил крупно руки Маши. Алексей из темноты бодро запел:

Пройдут года, настанут дни такие, Когда советский трудовой народ Вот эти руки, руки молодые, Руками золотыми назовет.

Повсюду будем первыми по праву. И говорим от сердца от всего, Что не уроним трудовую славу Своей страны, народа своего!

После этого луч прожектора осветил сидящую в кресле Ильинскую. Она задумчиво смотрела в зрительный зал.

- Муж оставил меня в пятьдесят шестом году. Я играла горничных и воспитывала сына. Когда сыну исполнилось двадцать лет, он начал заниматься штангой. За год накачался до неузнаваемости. Стал победителем первенства страны, и умер скоропостижно. Я думаю, он совершал ежедневное насилие над своим организмом ради дурацкой победы, о которой теперь никто не помнит. И я, сознаюсь, совершила насилие над собой, с горя родила от главрежа Гену. То было в шестьдесят шестом году. И вот Гена вырос, стал гражданином США, я пожила у него в Нью-Йорке, а теперь он здесь, устроил представительство своей фирмы, торгует компьютерами. И жизнь теперь кажется лирикой, которую можно читать, а можно и не...

Пошел дождь. По стеклам террасы потекли струйки.

После обеда Абдуллаев сказал:

- Я с Мишей съезжу на переговоры. К восьми часам вернемся.

Они ушли.

И дождь кончился. Выглянуло солнце. На улице было жарко, даже душно.

- Пойдемте купаться, - сказала Маша.

- Я останусь, почитаю, - сказала Ильинская.

- Что вы читаете? - спросила Маша.

- Борхеса.

- А я к нему охладела, - сказала Маша. - Вообще охладела к прозе.

- Может быть, и я охладею, - сказала Ильинская.

Александр Сергеевич поднялся, сказал:

- Да, нужно прогуляться к реке, ноги помочить.

- Идемте, - сказал Алексей. - Я удочку возьму.

- Днем, говорят, плохо клюет, - сказал Александр Сергеевич.

- А я так с ней посижу.

Они вышли на крыльцо и по асфальтированной дорожке, по обе стороны которой цвели пионы, спустились к реке. Тут был устроен пляж, насыпан желтый мелкий песок, врыты скамейки.

Маша разделась. На ней был белый купальник. Александр Сергеевич увидел ее загорелые плечи и худенькие, как крылья, лопатки. Маша стояла лицом к реке и размахивала руками.

- У вас красивая фигура, - сказал Алексей.

- Я об этом никогда не заботилась, - сказала Маша.

Алексей молча пошел вдоль берега к кустам. Там он размотал удочку, бросил крючок в воду и сел на траву, затем стащил с себя рубашку.

Александр Сергеевич не спеша разделся и, опережая Машу, пошел в воду. Он шел медленно, ощупывая ступнями дно, и когда вода стала ему по грудь, поплыл саженками на тот берег. Маша поплыла за ним подобием брасса. Они вылезли на том берегу и принялись загорать.