Ворон и Голландка - [38]

– Я здесь все время зависала в старших классах, – сказала Эмми. – Лучшее место, где продают газировку. Вкусно?

– Ты так говоришь, будто это было лет сорок назад.

Она мечтательно кивнула, облизывая ложку.

– Мне действительно так кажется. Мы жили на Эрмоса, в районе Олмос-парка. «Красивая улица» по-испански. Вот тебе и загадка: могут ли ужасные вещи происходить на улице с таким названием?

Безумное поведение Эмми начинало казаться просто игрой.

– По-моему, я по ней проезжала. Постоянно оказывалась в Олмос-парке, когда пыталась найти твою крестную в Аламо-Хайтс.

– В Сан-Антонио легко потеряться.

Это прозвучало как предупреждение, но лицо Эмми, ковыряющей ложкой свой коктейль, дышало невинностью. Она оказалась не такой, какой представляла Тесс. Монаган не могла точно сказать, какой именно была певичка, – но не такой, как думалось раньше.

– Зачем мы здесь? – спросила Тесс.

– Важный вопрос. Один из самых важных. Зачем мы здесь? Понимаешь, раз уж мы здесь оказались, мы должны делать все, что в наших силах, пока нас не станет.

– Я имею в виду, зачем мы пришли сюда обедать? Зачем ты меня нашла? И как ты меня нашла, если уж на то пошло?

– Ты сказала Ворону, что живешь в мотеле «Ла Касита». Ворон все мне рассказывает.

– Прямо все?

– Все, что я хочу знать. Я спросила его утром, где ты.

– Зачем?

– Я тебе уже сказала. Я хотела, чтобы ты знала, что между нами ничего нет. Между мной и Вороном.

– Хорошо, я знаю. Что дальше?

– Ничего. Желтые ботинки, – сказала Эмми и, как маленький ребенок, подула в трубочку, пустив пузыри.

– Эмми, ты знаешь Тома Дардена или Лейлена Уикса?

Тесс намеренно не связывала имена с каким-либо контекстом, но на лице Эмми ничего не отразилось.

– Нет, а кто это?

– Дарден – человек, которого я обнаружила в доме Марианны. Уикс – тот, с кем он, предположительно, находился незадолго до смерти. Они местные, но довольно долго просидели в тюрьме.

Эмми сдвинула брови, будто напряженно задумавшись.

– Они ходили в школу в Аламо-Хайтс?

– Сомневаюсь.

– Тогда вряд ли я их знаю.

– Знаешь, что привело меня сюда?

– Тоже один из важнейших вопросов, да?

Тесс вытащила из еженедельника вырезку с фотографией Ворона.

– Сейчас мне уже известно, что это было вырезано из старой газеты, а подпись просто фрагмент предыдущего названия группы. Но это не значит, что он не находится в большой беде. Он прислал мне это неспроста.

– Думаешь, это Ворон тебе прислал?

– Кто же еще?

Эмми дочиста облизала ложку и попыталась повесить себе на нос. Та с лязгом упала на стол.

– С ложками у меня никогда не получается. Не знаю, зачем я до сих пор пытаюсь.

– Эмми, он действительно в большой беде? А ты сама?

– Да в порядке я, – резко ответила певичка.

– Что-нибудь случилось, когда вы жили в доме Марианны?

– Нет, – она проглотила остатки коктейля. – Мне пора. Мы сегодня играли допоздна, надо поспать несколько часов.

– Вы опять будете в «Морге»?

Эмми кивнула.

– А по субботам мы играем еще в одном классном месте, «У Гектора». Такая лачужка у шоссе, большинство завсегдатаев – байкеры. Но сейчас многие приходят туда послушать нас. Там мы не «Клуб “Завтрак”», а «Las Almas Perdidas» – «Потерянные души».

– Это уже не хиты восьмидесятых?

– Свой материал. И каверы в стиле конхунто с небольшой примесью блюграсса. Ты удивилась бы, услышав, как аккордеон и скрипка заставляют старые песни звучать по-новому.

Не то слово.

– Ладно, верни меня обратно в «Ла Каситу» и можешь устроить себе сиесту.

– А когда ты собираешься назад в Балтимор?

– Точно еще не знаю когда, – чем дольше она здесь находилась, тем меньше была уверена в чем-либо. – Ты хочешь, чтобы я уехала, Эмми? В этом цель нашей встречи? Или ты пытаешься выведать, что мне известно?

– Я просто хотела немного пообщаться. У меня такое чувство, что я тебя знаю. Я знаю тебя, Ворон знает тебя – но на самом деле знает не так много, как думает. Впрочем, это уже другая история, в другой раз.

Они вернулись в «Ла Каситу» на «Ниссане Сентра» – не та машина, за рулем которой Тесс ожидала увидеть сумасшедшую богатую девчонку. Эмми оказалась неожиданно умелым водителем – внимательным и целеустремленным, без заскоков, которые характерны для ее манеры общения. Тесс старалась изучать и Эмми, и окружающую местность. И постепенно начинала ориентироваться.

– Напоминает кривоногую женщину, – произнесла она.

– Что? – спросила Эмми – на этот раз непонимающим собеседником оказалась она.

– Сан-Антонио. Город раскинулся, как кривоногая женщина, которая переплела ноги на уровне лодыжек. Поэтому даже параллельные улицы – Бродвей и Маккалоу – пересекаются. Здесь, на Хильдебранд, мы где-то на уровне талии. Теперь я это понимаю. Со временем мне будет проще ориентироваться.

– Конечно, в северной части легче. Но это – более типичная часть Сан-Антонио. Улицы и шоссе похожи на делящиеся клетки. Они соединяются и разъединяются, неожиданно меняют названия. Не думай, что познать этот город легко.

Но когда они остановились у следующего светофора, Эмми пристально посмотрела на Тесс, и, как Монаган показалось, с жалостью. Словно понимая, как тяжело находиться в городе, где не знаешь никого и ничего.

– Кривоногая женщина, – повторила Эмми. – А вообще неплохо звучит. Хильдебранд – это талия, а твой мотель где-то на уровне колена. Это, наверное, очень полная женщина, раз ее бедра так широко раскинулись. Зато лодыжки очень изящны. Они – ее лучшая часть, – Эмми радостно рассмеялась. – Значит, еще не вечер.