Вор в роли Богарта - [94]

Итак, мы снова стали вместе обедать пять раз в неделю, выпивать после работы, и, наконец, во вторник, ровно через неделю и один день после Дня памяти, сидели с ней в «Бам Рэп» и Кэролайн рассказывала мне длинную и невероятно увлекательную историю об одном бедлингтон-терьере.

— И знаешь, судя по тому, как он себя вел, — сказала она, — клянусь, сам он считал себя настоящим эрделем!

— Надо же! — заметил я.

Она подняла на меня глаза:

— Неужели не смешно?!

— Ну да. Забавно.

— Умора, ты же сам так считаешь — по глазам вижу. Это же правда смешно!

— А что же сама не смеешься? — спросил я. — Ладно, Кэролайн, не бери в голову. Я собрался рассказать тебе кое-что интересное. — Я сделал знак Максине повторить, потому как рассказ предстоял долгий и в горле бы у меня наверняка пересохло.

И я изложил ей всю историю, и она слушала не перебивая, а когда я закончил, уставилась на меня разинув рот.

— Просто поразительно, — заметила она. — И в течение целой недели ты не обмолвился ни словечком! Это тем более поразительно.

— Да постоянно забывал, — сказал я. — И дело тут, знаешь, вот в чем. Мне, видимо, нужно было время, переварить все это.

— Понимаю, Берн. Поразительно. Я уже затрепала это слово до дыр, но я правда поражена. Это самая романтичная история, которую мне доводилось слышать.

— Ну уж и романтичная.

— А какая же?

— Глупая, — ответил я. — Чистейшая глупость.

— Что ты отдал ей сто тысяч долларов?

— Ну да.

— Женщине, которую, возможно, никогда больше не увидишь?

— Может, и увижу. На марке, — сказал я. — Если эта самая Анатрурия снова о себе заявит. А так — вряд ли.

— И что, Илона совершенно ничего не знала о марках? Ну, о том, что они у тебя и что-то стоят?

— Царнов и Расмолиан вполне могли знать. Сколько эти марки стоят или, по крайней мере, что они стоят немало. Кэндлмас тоже мог знать, он ведь был в своем роде коллекционер. Остальные в этом ничего не смыслили. Но никто из них понятия не имел, что марки у меня. А уж тем более Илона.

— И ты отдал их ей.

— Угу.

— И еще произнес классическую реплику Богги из «Касабланки» о песчинках, да?

— Не напоминай…

— Но почему, почему ты это сделал, Берни?

— Им нужны были деньги, — ответил я. — Применение им я бы тоже всегда нашел, но нельзя сказать, чтоб эти сто тысяч были мне нужны так уж позарез. Я-то могу и обойтись. Им они нужнее.

— Черт возьми, Берн, но они куда нужнее страдающим дисплазией тазобедренного сустава, а ты отдал на это благородное дело всего каких-то жалких двадцать баксов!

— Но эти марки попали сюда из Анатрурии, — возразил я.

— А я думала, из Венгрии.

— Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Они были выпущены ради освобождения Анатрурии, ради общего дела, и даже если бы теперь, после стольких лет, они стоили всех тех денег, то деньги эти все равно принадлежали бы только этому делу и больше ничему и никому. Если, конечно, такое дело вообще существует и такая страна — тоже… Что-то я совсем запутался. — Я замолчал и отпил глоток пива. А затем продолжил: — И если бы она не появилась в «Мюзетт», то еще не знаю, что бы я с ними сделал. Может, позвонил бы королю и отдал марки ему. А может, и нет. Не знаю… Но вышло так, что она все же пришла. Я, как всегда, купил лишний билет и, знаешь, ничуть не удивился, когда увидал, что она сидит рядом.

— Сидит, и что дальше?..

— И я держал ее за руку, угощал попкорном, а потом мы пошли домой, где я и вручил ей целое состояние в виде редких марок, а потом проводил туда, откуда она пришла.

— Успев наговорить кучу цитат из «Касабланки» в ее хорошенькие ушки?

— Да забудешь ты наконец об этом или нет?!

— «Дорогая, что такое надежды и чаяния двух маленьких и жалких засранцев вроде нас с тобой, они как песчинки рядом с анатрурийскими Альпами…»

— Иди ты к черту, Кэролайн!

— Извини… А знаешь, отчего все это с тобой произошло, Берн?

— Догадываюсь.

— Это все из-за кино.

— Ты прямо мои мысли читаешь.

— Просто ты насмотрелся этих идиотских фильмов с Богартом, где он без конца благородно жертвует собой. И когда тебе подвернулось такое выгодное дельце, ты его просто упускаешь! Бедняга Берни! Да почти всем удалось нагреть на этом деле руки, кроме тебя. Больше всего обломилось, конечно, Рэю. Сколько он там заграбастал? Кусков сорок восемь?

— Да, но ему пришлось делиться. Подмазать кого следует. Ведь, согласно официальной версии, это Кэндлмас убил Хобермана. А затем отправился в Нижний Ист-Сайд разжиться наркотой.

— Правильно! Судя по твоему описанию, он типичный наркоман.

— Ну, его и пристрелили, когда возник спор из-за цены. Полагаю, тысяч двадцать пять-тридцать пять в кармане у Рэя все же осело.

— Ну и конечно, он уговаривал тебя взять часть этих денег. Хотел поделиться.

— Нет, ты знаешь, наверное, он просто забыл.

— Но это же нечестно, Берн! Ведь в конце концов именно ты раскрыл дело. А он просто стоял рядом.

— Он не стоял. Он маячил на горизонте.

— Он не дурак. Итак, Рэй получил бабки, Илоне с королем достались марки, а эти три мышкетера заграбастали акции на предъявителя и пустились на поиски потерянных сокровищ. Ну а что досталось тебе? Ты даже не трахнулся с ней на прощанье!

— Наверное, тоже глупость, — согласился я. — Но знаешь, с другой стороны, мне хотелось, чтоб она осталась для меня приятным воспоминанием, а мне вовсе нет необходимости повторять что-либо дважды, чтобы запомнить. На память я никогда не жаловался.