Вор с черным языком - [69]

– Значит, гоблины захватили город.

– Нет, король силен. Он не позволит кусачим расплодиться настолько, что их нельзя будет перебить, если понадобится. А когда этот день наступит, гоблины в ответ перебьют молровских купцов в Землях Орды. Хотя должен признать, что смерть – это справедливая плата для тех, кто решил жить среди этих засранцев. Но если снова начнется резня, Молрова останется без перца, корицы и тигровых шкур, а Орда лишится тюленьего мяса, дешевой железной руды и янтаря. Эти уроды обожают янтарь. Он у них вместо золота. Наравне с человечьим мясом, которое они похищают в море.

Я не стал спрашивать, откуда они его берут. Ответ был очевиден.

– А наш король знает об этом? Конмарр не любит гоблинов.

– Конечно, но что он может сделать? Сговориться со спантийской армией и их тупым королем Калитом? Без обид.

Гальва застонала и прошептала:

– Не бери в голову.

– Наш Конмарр не спешит снова оставлять страну без сыновей и матерей, как только их чуть прибавилось, – продолжил Малк. – У Антера людей еще меньше, чем у нас, а Галлардия просто делает вид, будто бы с ней все в порядке, продает прекрасные картины и учит всех желающих танцевать. Но не нужно себя обманывать. Война вернется. Вопрос лишь в том, кто первым почувствует, что окреп для нового удара. Скорее всего, это будут гоблины – они быстрее плодятся. А Молрова либо и на этот раз останется в стороне, либо примкнет к гоблинам.

Малк еще долго рассказывал мне о кусачих. О том, что морловян, живущих в Землях Орды, называют чернорукими. Они покрывают одну руку татуировками, по которым гоблины понимают, что их трогать нельзя. Туда посылают хороших бойцов, чтобы кусачие думали, будто в Молрове все такие крутые. Островной город Гревица был печально известен похищениями детей, заказными убийствами, а еще, как ни странно, кружевами. В более приятные времена он был столицей плетения кружев, и гревичане до сих пор носят кружевные воротники и манжеты, желая показать, откуда они родом и что с ними шутки плохи.

– Ладно, – сказал я. – Остается надежда, что нас привезут в Растиву, а не в колонию кусачих.

– Надежда? – переспросил Малк. – Гоблины не поплывут в людской город, пока мы у них в трюме. Они сломают клетку и спрячут ее или скажут, что она нужна для детенышей тюленей или для коз. Догадайся, где к этому времени окажемся мы.

– Но если надежды нет, зачем ты мне все это рассказывал?

– Зачем? Нужно же было занять чем-то рот, чтобы не думать о смерти и не плакать.

– Я не заплачу.

– Увидим.

– Я не плакал с тех пор, как твоя мать ушла из публичного дома в Плата-Глуррисе.

– Плата слишком маленький городок, чтобы там был публичный дом, – ответил Малк.

– Я знаю, что вы его так не называли, а говорили просто «дом».

Он не удержался от хриплого смешка.

– Не понимаю, почему вы, холтийцы, смеетесь над матерями и отцами, – сказала Гальва. – Вы что, совсем их не любите?

– Мы сначала гальты, а потом уже холтийцы, – поправил ее Малк.

– И мы любим матерей. Я – его мать, а он – мою, – подхватил я и добавил: – И отцов тоже.

Гальва хмыкнула, а Норригаль пробурчала в решетку:

– У обоих ваших отцов ягоды крупней, чем ветки. А матери слишком осмотрительны для детоубийства.

Она рассмеялась над собственной шуткой. Ее живот затрясся и потревожил голову Гальвы, и та тоже засмеялась. Потом хохотнул Малк, а следом за ним я. Даже бедный гарпунер захихикал, хотя и понимал, что первым пойдет под нож. Я не перестал смеяться даже тогда, когда увидел на полу струйку крови, не зная точно, чья она. Сквозь весь этот шум мне послышалось лисье потявкиванье.

Колдун закрутил над головой магический камень и подчинил себе ветер Норригаль. Теперь он подгонял дротики гоблинов. Мы к тому времени уже выбрались на берег и побежали к скалам, чтобы занять оборону на высоте. Если Норригаль останется в живых, она сумеет придумать еще какой-нибудь фокус, чтобы отклонить арбалетные дротики, иначе, не имея доспехов, мы ничего не сможем с ними поделать. Лук лучше арбалета тем, что быстрее делает второй выстрел, но не очень удобен, когда приходится прятаться за скалами. Нужно выглянуть из укрытия, натянуть тетиву, потом спустить – слишком долго. Арбалеты лучше приспособлены для осады. Просто тянешь за рычаг, и вся накопленная энергия идет в дело. Более того, гоблинские арбалеты мощней, чем кажутся на первый взгляд, потому что на ложе есть стремя, а у стрелков – поясные крюки. Они наступают в стремя, наклоняются, пристегивают крючок и распрямляются, используя силу ног, чтобы взвести тетиву. Мы вляпались по уши. На мгновение я задумался о том, куда подевался кот. По тому, как развивались события, я бы не слишком удивился, если бы ассасин где-то припрятала маленького гаденыша до тех пор, пока гоблины не заберут нас с острова, а потом дождалась бы удобного момента.

Дальше гоблины взялись за корвида. Они начали стрелять в него, но Гальва, не добежав до скал, повернула обратно и загородила корвида щитом. Тем временем птица захлопала крыльями – этот прием называется «дрожь». Несколько дротиков пробили их насквозь, но ни одна рана не была смертельной. Гоблинам нужно было подобраться ближе, но они не очень-то спешили. Колдун позаботился, чтобы этого и не потребовалось. Он вертел магическим камнем то так, то этак, пока ветер не утих. На берег высадились уже девять гоблинов: четверо с арбалетами и пятеро с копьями. Старый колдун остался на корабле в добрых восьмидесяти ярдах от нас. Из-за скалы в него было никак не попасть, а вот с берега еще можно попытаться. Я знал, как незаметно спуститься к воде, и помчался вниз.