Вор с черным языком - [102]

– Braathe! Braathe ne byar! – сказал Болр.

– Что? – не понял я.

Он проковылял к решетке с зажатой в зубах миской и опустил ее рядом с канавкой в земле. А потом подтолкнул носом.

– Braathe ne byar! – выкрикнул он с безумным взглядом.

Но кто бы не обезумел, если бы был маленьким медведем со старческим лицом из зверинца сумасшедшего колдуна?

Ясное дело, весь этот шум всполошил и корвидов. Они громко, угрожающе закаркали прямо за дверью, которая была единственным входом и выходом из этого дерьма. Я влип по уши, но в Гильдии нас научили одной вещи: никогда не сдавайся. Я скорчился в горланящей темноте, пытаясь понять, как может в моем ужасном положении выглядеть это «не сдавайся», и вдруг услышал голос Норригаль:

– Ну ты и драный придурок!

Больно дернув за волосы на висках, она подняла меня и встряхнула, словно щенка, оставаясь за моей спиной, так я ее не видел. Корвиды перестали клекотать, и я услышал, как поворачивается язычок замка. В дверь вошел глиняный человек, с которым я дрался в горах. В руке он держал лампу, похожую на горящую лягушку в банке.

Глиняный человек увидел меня и быстро подошел ближе, корвиды поспешили за ним. Потом он отвернулся от меня, нагнулся и попятился задницей вперед. И тут я разглядел на ней лицо Фульвира. Колдун сложил губы трубочкой, как будто собирался свистнуть, но вместо этого выдохнул на меня огнем. Я пытался убежать, но пальцы Норригаль или кого-то еще тут же вцепились в волосы на моих висках и перевернули меня вверх ногами, словно в танце. Я оглянулся на Норригаль, но ее там не было. Невидимка! Отличный фокус! И тут я почувствовал, что горю.

А потом совершенно внезапно оказался в постели рядом с Норригаль. Она отпустила мои волосы и принялась с сердитым видом шлепать меня по заднице.

– Ох, слава всем богам, это был сон, – сказал я.

– Демоны это были, а не сон, – ответила она.

Я уловил запах дыма и догадался, что она не просто шлепала меня по заднице, а тушила меня. Глиняный человек колдуна и вправду дохнул на меня огнем из заднего прохода там, в тюрьме, полной существ, созданных в насмешку над богами.

– Из-за тебя мне пришлось потратить последнее сноходческое заклинание, а оно было совсем не дешевое. Надеюсь, дело того стоило.

Тон, которым она это сказала, ясно давал понять, что нет, не стоило.

– Но ты ведь любишь меня, правда? – спросил я.

– Думаю, да, но лучше спроси об этом позже, когда у меня не будет такого горячего желания перерезать тебе горло.

Я поглядел в окно, в небе забрезжили первые лучи солнца.

Уже утро? Сколько же времени я бродил во сне?

И вдруг Норригаль залепила мне пощечину, очень больно. Должно быть, я недостаточно оценил то, что она оставила свое тело, чтобы вытащить меня из сна, а потом еще тушила мою задницу голыми руками. Молодчина.

– Прости, – сказал я.

Она отпустила мне еще одну оплеуху, но уже не такую сильную. Просто чтобы убедиться, что до меня дошло.

А потом обняла и прижала к себе.

– Ты так меня напугал, – сказала она.

Но в следующий миг в дверь громко постучали, и мы оба едва не подпрыгнули от неожиданности.

52 Хлеб с маслом

К завтраку нас пригласил слуга со слишком длинным языком и острыми зубами. Как только он уставал или перегревался, то сразу начинал тяжело дышать. Похоже, он был здесь вторым по старшинству, потому что отдавал приказы чересчур мускулистым человекобыкам, созданным по образу Рогача. Мы спустились в обеденный зал, где Гальва и Йорбез уже набивали себе живот яйцами с очень большими желтками. Сидевший во главе стола Фульвир показал нам на два пустых стула. Теплый запах шел из кухни, железного сердца этого дома из кости и дерева, где хозяйничала дородная молровянка.

– Braathe ne byar, – сказала она, поставив на стол деревянный поднос с нарезанным хлебом и каменный горшок с маслом.

Мне стало дурно от одной мысли о том, чтобы принять какую-то еду из рук человека, который смешивал людей и животных, а результаты этих опытов держал в клетках. Как только я об этом подумал, Фульвир посмотрел на меня и спросил:

– Не хочешь немного хлеба с маслом?

Я попытался что-то ответить, хотя и не знал, что именно, но вдруг понял, что не могу говорить. Моя дрожащая рука по собственной воле потянулась к хлебу, и кухарка тут же намазала его маслом. Потом рука сама собой поднесла хлеб ко рту, рот открылся, и мне пришлось проглотить кусок. Я разозлился, но не настолько, чтобы не оценить, как это неимоверно вкусно.

– Когда ешь хлеб, помни о кошке, – сказал Фульвир.

Он говорил по-холтийски, чтобы все поняли, хотя пословица была молровской. Смысл ее был такой: чтобы сберечь зерно, нужно убивать мышей. А еще это означало: не будь ребенком. Без опытов Фульвира и Трясошипа мы не получили бы корвидов, а без корвидов гоблины оттеснили бы нас к самому Ганнскому морю.

Я проглотил еще несколько кусков, теперь уже по своему желанию. По крайней мере, так мне показалось.

– Надеюсь, вы хорошо спали? – спросил Фульвир.

Спантийки кивнули. Норригаль пожала плечами.

– Как младенец, – ответил я, хотя все мы прекрасно знаем, как спят младенцы.

– Хорошо, – сказал Фульвир. – Нам много нужно сделать, а времени у нас очень мало. Я получил сведения, что войско великанов продвинулось далеко вперед от Хравы по аустримской равнине, а вероятность того, что они пройдут здесь, из незначительной стала очень высокой. Я отправляюсь на юг. Сегодня. Но не оставлю вас без кое-каких… подарков… чтобы помочь вашему важному делу.