Вор Города. Невольник - [70]

Вор быстро набирался сил, стараясь вернуть своему телу былую удаль и гибкость. Болезнь лишь на некоторое время вывела его из строя, но не высосала сил. Просто заставила проваляться на кровати все это время. Галент чувствовал слабость и неуверенность, но со временем вернулся к былому состоянию.

Почувствовав, что он готов творить правосудие, Галент выбрал солнечное утро, чтобы спуститься на улицы. С собой он взял бумаги, которые собирался передать связному госпожи Вейнтас.

Памятуя о недавних беспорядках, вор осмелился хорошенько вооружиться, но Город встретил его своим обыденным беспокойством запруженных толпами улиц. Горожане вернулись к обыденной жизни, и лишь усиленные патрули стражи напоминали о прошедших днях черного веселья. Бакалейщиков так же охраняли солдаты, голодающих не пускали внутрь и они гневно выкрикивали свои революционные лозунги.

Галент внес свою лепту в происходящее, забросав снежками солдат. Те держались молодцами и не реагировали на провокацию. Зато толпа свирепела, но так и не решилась на действия.

Расстроенный Галент пошел дальше. Он собирался расквитаться со своим приятелем, который сдал его инквизиции.

— Сайленс, — сквозь зубы шептал вор и улыбался, предвкушая, как будет душить мерзкого священника.

Месть он решил оставить на потом, чтобы дать своему воображению время для разогрева. Он будет убивать этого поганого слизняка долго, с удовольствием, заставит жрать его собственные уши и нос! Вот такая месть будет славной для предателя. Вор не сомневался, что сможет сдюжить со священником.

Да, его противник силен, но теперь-то Галент знает, с кем имеет дело. Главное оружие вора — внезапность, выдержка и хитрость. Всего этого Сайленс был лишен, как полагал Галент.

Вор пребывал в хорошем расположении духа, придумывая лютые казни закадычному другу. Но сначала он передаст бухгалтерские бумаги церковников, немного денежек ему не помешает. Этой суммы будет достаточно, чтобы расплатиться с Дуком окончательно. С механистом Галент рассчитывал встретиться вечером, тот наверняка будет рад видеть золотые кругляшки.

На площади Доблести Галент задержался, заинтересованный представлением.

Освободив от лоточников место, троица одетых в коричневые рясы людей призывала толпу к покаянию. Люди, собравшиеся вокруг, скорее из любопытства, обсуждали представление даже громче, чем выкрикивали проповедники. Галент задержался только потому, что ораторы казались ему… слегка необычными. Церковники так не одеваются, где Круг, например? Без знакомых атрибутов проповедники казались неестественными и карикатурными.

Слушая проповедников, чьи песни не менялись вот уже несколько столетий, Галент прохаживался в толпе, ножом срезая кошельки. В поведение горожан чувствовалось напряжение, но они были слишком заняты своими рассуждениями и переживаниями, на карманника внимания не обращали. Иные преступники обходили это сборище стороной — полиция окружила сборище и присматривала за порядком.

Власти, наученные недавним бунтом, опасались нового.

К счастью для Галента, городовые не собирались применять силу против собравшихся и просто наблюдали. Любая искра могла зажечь толпу и дать повод к новым погромам. Никто этого, конечно, не хотел. Кроме тех сил, которые использовали бунты для своих целей. Галент не мог знать, кто был дирижером безумного оркестра, да его мало это интересовал. Политическая жизнь Города важна только для тех, кто живет днем, у вора свои заботы.

Но Галент прислушивался как к речам проповедника, так к разговорам в толпе. Люди обсуждали еретиков, коими были те ребята на трибуне. Галент остановился и внимательней изучил проповедников. Незнакомый фасон одеяния, железные пояса, дубинки с шипами. Да, они действительно мало походили на простых церковников. Это были не миссионеры, Галент посчитал бы их братьями из монастыря Святой Заступницы — плечи-то как у палача, но и на инквизиторов троица не походила.

— Человеческая плоть слаба! — в который раз повторил проповедник великан. — Лишившись поддержки, человечество дает волю животному. Дабы сдержать пламя пороков людских нужны нам оковы из стали и камня. Лишь в доме цивилизации обретаем мы разум, дух наш очищается, ведет плоть по праведному пути. Ныне же, — вздохнул он, — цивилизация идет к пропасти, мы закрыли глаза, надев шоры разврата. Забыли о нравственности и уподобились варварам. Нас радует животное, мы забыли о душе, даруем плоти наслаждение.

Это тоже не походило на обычные речи церковников, те лишь призывали умерщвлять плоть, да молиться. По сути, ничего не делать. А троица в коричневых рясах говорила о необходимости делать, меняться.

— Ради Творца мы должны трудиться, помнить о цене наслаждения. Отдав силы труду, не захотите вы отдаться порокам. Лживым, обманчивым, развращающим! Пороки уничтожают душу, топят ее в болоте забвения, а труд взращивает человека, как строитель растит дом. Творец желает видеть вас такими же творцами, как и он! Не оскорбляйте Отца нашего.

Галент хмыкнул, слова ему, конечно, понравились, но человеческий разум способен извратить даже самые мудрые фразы. Взять хотя бы церковное писание, сколько в нем слов о добре и милосердии, которое нынче зовется кострами и пытками.