Вопросы социализма - [10]
Но уйти в сторону от строительства новой жизни он не мог. Член Коммунистической академии, профессор политэкономии МГУ, Богданов стремится показать «работающую полезность» созданной им «всеобщей организационной науки» для решения важных хозяйственных вопросов. Доклад «Организационная наука и хозяйственная планомерность» открывает проходившую в январе 1921 г. под председательством академика В. М. Бехтерева Первую Всероссийскую инициативную конференцию по научной организации труда и производства и становится заметным вкладом в разработку модели народнохозяйственного баланса[116].
Именно с возможностью распространения «всеобщей организационной науки» связана активная роль А. А. Богданова в 1918–1920 гг. в Пролеткульте. Этот аспект деятельности снискал ему незаслуженно недобрую славу, отчасти ввиду действительных идеологических и организационных ошибок его и первого председателя Пролеткульта П. И. Лебедева-Полянского[117], подвергнутых резкой критике В. И. Лениным, но главным образом — вследствие крайне тенденциозного освещения данного вопроса в историографии. «Крайностью, в которую впадали руководители Пролеткульта, и в частности А. Богданов, было то, что они призывали поэтов (?) строить пролетарскую культуру в полном отрыве от культурного прошлого», — читаем мы, например, в недавней антологии стихотворений и поэм первых лет Октября. Однако надеемся, что в нашем сборнике читатель найдет достаточный материал для объективной характеристики отношения к культурному наследию «в частности» А. Богданова и опровержения еще одного мифа, унаследованного от сталинской эпохи — расхожего мнения о «богдановском нигилизме».
Как показывает историографический анализ, обвинение Богданова в отрицании культурного наследия (и сведение к этому всей программы «пролетарской культуры») впервые появилось в злостно фальсификаторской книжке А. Щеглова «Борьба Ленина с богдановской ревизией марксизма» (вышедшей в недоброй памяти 1937 м)[118] и перекочевало на страницы монографий, учебных пособий, диссертаций.
Почти все пишущие о Пролеткульте, приводя отрицательные высказывания о нем В. И. Ленина, игнорируют принципиальное ленинское положение: «Самое надежное в вопросе общественной науки… — не забывать основной исторической связи…»[119]. Но о каком понимании исторической связи может идти речь, когда никто не только не понял, но и не старался понять связи тектологии как попытки организации общенаучного пролетарского базиса с моделью социализма Ф. Энгельса?
Когда выдающаяся теоретическая концепция, содержащая первую серьезную попытку системно-кибернетического анализа вопросов функционирования социальных структур и управления ими, трактуется как «мрачная научная фантазия… на основе биопсихологии»[120] (?) или изложение… тейлоризма[121], к которому на деле никакого отношения не имеет? Когда Пролеткульт упорно оценивается под углом зрения сугубо искусствоведческого подхода, тогда как в центре внимания А. А. Богданова было, конечно, не художественное творчество, а историческое творчество рабочего человека в развитии знаний и трудовых навыков? Как справедливо пишет С. Г. Семенова, «в культуру стала включаться не только (мы бы сказали — не столько. — Авт.) символическая художественная деятельность, но шире — весь материальный творческий комплекс масс, результаты их труда, несущие на себе печать рабочего ума, чувства, профессионального умения»[122]. Отсюда понятна тесная связь Пролеткульта с развернувшимся в 20е гг. широким движением за научную организацию труда[123] — связь, которую смешно было бы искать у профессиональных литературных организаций: «Кузницы» или «Серапионовых братьев», РАППа или «Перевала».
Разумеется, были и схематизм, и вульгарный социологизм, и переиздание Пролеткультом старой книги А. А. Богданова «Философия живого опыта», содержащей прямую полемику с диалектическим материализмом, и отстаивание Лебедевым-Полянским с молчаливого согласия Богданова требования об «автономии» Пролеткульта от Наркомпроса. Все это вызывало резкую критику. Масла в огонь подлило и то, что уже после ухода Богданова из Пролеткульта его именем безответственно воспользовались две подпольные организации — «коллективисты», а позже «Рабочая Правда»[124]. В их авантюристических выступлениях увидели подтверждение опасений В. И. Ленина, что под флагом «пролетарской культуры» может свить себе гнездо какая-нибудь политическая ересь[125], и «еретику» Богданову был закрыт доступ в рабочую среду.
На него обрушился шквал тенденциозной критики с позиций «плехановской ортодоксии» и «воинствующего материализма». Писали об «отрыжках богдановщины» в политэкономии, о «меньшевизме в пролеткультовской одежде», о недооценке массовой борьбы, об «оппортунистической реакции против революции» и т. д.
Богданов стоически встретил этот новый трагический виток своей судьбы. Он не надломился, как позднее Герберт Уэллс, который, по словам Дж. Оруэлла, «верил в добро науки, а когда увидел, что от точных наук может иногда быть и зло, то потерял голову». Он остался убежденным сторонником социализма, «коллективистом по чувству и разуму одновременно»
