Вопреки. Как оставаться собой, когда всё против тебя - [34]

Соберите всех мужчин и женщин с шоссе FM 1960, не упоминая о трагедии с «Челленджером», и уточните, во что следует инвестировать правительству США: в военные расходы, социальное обеспечение, освоение космоса? Неужели вы ждете, что люди начнут обниматься и хлопать друг друга по спине? Проведите на концерте Гарта Брукса опрос о политических предпочтениях, и люди взвоют. Все эти сценарии прямиком ведут к разобщению и форсированию предположения о том, что мы все разные и ничего общего между нами нет.

Но готовность раскрываться в моменты общей радости и собираться для совместного переживания горя – вживую, лицом к лицу, не в Сети – сильно усложняет отрицание общечеловеческой связи. Она есть даже с теми, с кем мы не разделяем жизненные ценности. Переживание объединяющих эмоций напоминает нам о том, на что способны отношения между людьми и как силен человеческий дух.

Мы рождены для общности. Но чтобы растворить двери наших бункеров, эта общность должна быть подлинной.

Ощущение священнодействия

В книге «Элементарные формы религиозной жизни»[42] 1912 года французский социолог Эмиль Дюркгейм предложил термин «коллективное вскипание». На религиозных церемониях он наблюдал необычные переживания, которые затем исследовал. Коллективное вскипание, по Дюркгейму, – это опыт переживания тесной связи друг с другом, разделения общих эмоций, ощущение священнодействия, случающиеся, когда мы становимся частью чего-то большего. Он предположил, что в таких ситуациях фокус присутствующих перемещается с себя на группу.

Исследовательницы Шира Габриэль, Дженнифер Валенти, Кристин Нарагон-Гейни и Ариана Янг выработали инструмент, позволяющий измерить, как на нас влияет переживание «коллективного присутствия» (они предложили такой термин). Они выяснили, что такие ощущения привносят «чувство осмысленности бытия, улучшают настроение, усиливают переживание близости к другим людям и ослабляют чувство одиночества – все, что нужно для счастливой и здоровой жизни»[43].

Они писали в статье 2017 года: «Коллективное присутствие – больше, чем просто люди, собравшиеся посмотреть игру, концерт или спектакль. Это возможность почувствовать себя связанным с чем-то большим, чем мы сами. Приглашение ощутить радость, близость к другим, покой и смысл жизни. Коллективное присутствие всегда было частью человеческого опыта. Наша работа рассказывает о его качественном влиянии на психологические аспекты жизни»[44]. Влияние этого феномена значительно – эффект распространяется не только на сами события, но и на жизнь после них.

Я порадовалась, узнав, что ведущая исследовательница группы, Шира Габриэль, пришла к работе над коллективным присутствием через собственный жизненный опыт. Она в студенческие годы увлекалась музыкальной группой Phish, как и мой младший брат, поэтому я сразу почувствовала, что понимаю, о чем она говорит. Группа исследовательниц во главе с Широй начали работу с изучения вопроса о том, почему обычаи, паломничество и дни праздников играют такую важную роль в каждой религии и почему мы ходим на митинги, спортивные соревнования и концерты. Все дело в том, что нам хочется, чтобы в наших жизнях было больше смысла и чувства объединенности.

Участники моего исследования называют музыку одним из самых мощных объединяющих элементов, будь то коллективное переживание радости или горя. Она сопровождает духовные собрания, праздники, похороны и марши протеста. В 2012 году на одной конференции в Портленде я предложила тысяче зрителей спеть вместе – и больше не сомневалась в том, какой мощной силой обладает музыка. Недавно я прочитала в письме одного из участников того события наблюдение, с которыми наверняка были согласны все присутствовавшие тогда в зале: «Я пробую найти слова, чтобы описать свои переживания, но подходящих слов не существует. Это волшебство».

Министерство присутствия

Все, что может привлечь внимание людей сейчас, – это святость. А святость не связана ни с идеальностью, ни с добротой. Она связана только с причастностью, с ощущением присутствия, и благодаря качеству этой причастности в присутствие вовлекаются другие. Святость не приводит к укреплению связи с отдаленным Богом. Она помогает понять, что мы уже с Ним.

Джон О’Донохью[45]

Совсем недавно я оказалась в переполненной церкви маленького техасского городка. На похоронах отца моей подруги Лауры не было ни пианино, ни хористов. Только несколько сотен человек, сидящих на раскладных стульях и читающих некрологи, выведенные на стену с помощью компьютера и проектора. Позже нас попросили встать и спеть один из любимых гимнов отца Лауры (мне тоже он очень нравится) – «Великий Бог». Я засомневалась: как двести малознакомых людей смогут спеть в один голос старый гимн без аккомпанемента? Но мы справились – и пережили тот самый момент святости.

Отец Лауры был героем своего маленького городка. Он не выезжал за его пределы и был знаком только с местными жителями. Я подумала: «Ему бы понравилось, как нестройно мы поем, как мы поем всем сердцем». Невролог Оливер Сакс называет музыку уникальным видом искусства, одновременно и совершенно абстрактным, и глубоко эмоциональным. Музыка, говорит Сакс, пронизывает сердца насквозь и не требует помощников