Воплощение снов - [71]

На следующий день завтракала она в одиночестве — его сиятельство, как доложила Пэт, с утра уехал к другому соседу, графу Вэйделлу, и велел ждать обратно не раньше полудня. Вернулся он, правда, один, без гостей, и к ужину вновь явился в столовую, но Лавиния, все еще под впечатлением от вчерашнего вечера, не обратила на это внимания. В кои-то веки она съела все, что было у нее на тарелке, и даже сама не заметила, как. Его сиятельство, коротко порадовавшись такому аппетиту, пожелал жене доброй ночи и удалился, а Лавиния, заподозрив в последних словах маркиза скрытый намек, вновь спала плохо, то и дело прислушиваясь к тишине из коридора — но никакого вторжения так и не дождалась, ни в этот день, ни на следующий. Очевидно, слово Д'Алваро и впрямь стоило немало…

Наряжаться он больше ее не просил, новых гостей не приглашал и, пусть всю последующую неделю безвылазно провел дома, видела его Лавиния ненамного чаще, чем раньше: маркиз, словно наверстывая упущенное, развел такую бурную деятельность, что все обитатели поместья Алваро вскоре не знали уже, куда от него прятаться. Он едва не довел управляющего до нервной икоты, выискав в расходных книгах какое-то несоответствие, он устроил показательную головомойку домашней прислуге, дал нагоняй бойцам внутреннего гарнизона, до печенок достал кузнеца, выгнал взашей двух младших конюхов и, судя по всему, останавливаться на достигнутом не собирался. Пэт ходила тише воды, ниже травы, ее муж подпрыгивал от каждого шороха, от горничной маркизы, и без того не шибко сильной духом деревенской девчонки, с перепугу осталась одна тень… Только Лавинию кара небесная в лице его сиятельства никак не коснулась. Напротив, мрачное недовольство, что с первого дня их знакомства неизменно сквозило в любом его взгляде и слове, обращенных к супруге, вдруг сменилось холодной любезностью, совершенно сбивающей с толку. Лавиния, и так почти не знающая своего мужа, запуталась окончательно — веди он себя как прежде, она, наверное, смирилась бы со временем и привыкла, но такие перемены только нервировали ее еще больше. Сначала гости, потом тот вечер у Д'Освальдо — маркиз все-таки отвез ее туда, как обещал, и от начала до конца держался так предупредительно, что никому, уж верно, даже в голову не пришло, как на самом деле он к ней относится. И Лавинии бы не пришло, не столкнись она раньше лицом к лицу с настоящим Астором Д'Алваро… Или, все-таки, не таким уж настоящим? Ну не могут же все эти милые люди, барон и баронесса Д'Освальдо и их соседи, много лет живущие рядом с маркизом, знать его так плохо, чтобы любить?.. А его, это было очевидно, все же любили. И уважали — даже прислуга, даже после того, как добрая ее половина едва не осталась на улице!

Лавинии любить супруга было не за что. Она все так же боялась его, стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза, все так же отчаянно заикалась и втягивала голову в плечи, когда маркизу случалось обратиться к ней с каким-нибудь вопросом, однако страх этот потихоньку перешел в какую-то спокойную фазу. Лавиния уже не вздрагивала при одном только звуке голоса его сиятельства, научилась есть в его присутствии, и даже почти что досыта, а к середине января как-то незаметно перестала испуганно сворачиваться клубочком в своей постели, едва заслышав в коридоре чьи-то шаги. Спала она теперь как младенец. И даже, по словам Пэт, наконец-то поправилась. «А то и смотреть же на вас было жалобно, госпожа, до чего вы были худенькая да бледная, когда приехали! — с удовольствием поглядывая на хозяйку, приговаривала кухарка. — Теперь-то другое дело. Какой в столице воздух — пыль одна!.. А у нас, в Алваро, любой поздоровеет!» Лавиния улыбалась в ответ. Она и чувствовала себя лучше, чем в первый месяц после приезда. И немало этому способствовало безупречное поведение ее супруга, который не только, как ей когда-то мечталось в юности, каждый вечер теперь желал ей доброй ночи, а каждое утро интересовался, хорошо ли она спала, но и, похоже, совершенно забыл дорогу в ее спальню. Маркиз был холоден, но любезен и внимателен, когда того требовали обстоятельства. Большего Лавиния не могла и желать.

Герцогиня эль Виатор все так же исправно писала дочери, не оставляя расспросов относительно внуков — настойчивых до такой степени, что на последние несколько писем Лавиния малодушно не ответила. Да и чем она могла порадовать мать? Тем, что пыталась свести счеты с жизнью? Или тем, что в результате супруг вообще предпочел больше до нее не дотрагиваться? Да, второе до сих пор Лавинию только радовало — но мама явно будет на этот счет иного мнения…

Однако день шел за днем, и к концу января маркиза Д'Алваро сама уже начала понемногу тяготиться всей этой двойственной ситуацией. Ее чувства к мужу теплее не стали, но его сиятельство теперь при всем желании ей упрекнуть было не в чем. Он вывозил ее в гости, взял в дом еще пару служанок, предположив, что они могут ей понадобиться, и даже подарил ей лошадь. «В Алваро есть на что посмотреть, — сказал он. — Погода теперь до февраля будет ясная, если захотите прокатиться — дайте мне знать». Потом легонько склонил голову и вышел из конюшни, а жена так и осталась стоять, растерянно глядя на молодую пегую кобылку с белой звездочкой во лбу. Лавинии было не по себе. И от того, что дар этот явился для нее неожиданностью, и потому, что ей нечего было предложить в ответ.