Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения - [32]

Журналист:Иными словами, ты думаешь, что они не испытывают никаких угрызений совести?

Перес: Возможно, но только в отдельных, частных случаях. В целом никакой проблемы это для них не представляет. Для них естественно относиться пренебрежительно к рабочему, к крестьянину, к любому, кто бедно одет. И пытать их так же естественно, как наказывать подчиненного.

Журналист:Они бьют своих подчиненных?

Перес: Конечно. Солдат, который не выполняет определенный приказ, рискует быть наказанным; и в армейской среде наказание обходится без нравоучительных разговоров… Приказание снять рубашку и нанесение ударов стеком по спине — вещь обычная, никого особенно не удивляющая экзекуция производится спокойно и на глазах у всей проходящей мимо полковой казармы публики. Высший начальник имеет абсолютную власть, чуть ли не распоряжается жизнью и смертью того, кто проявляет неповиновение. Это как с ребенком в начальной школе: если он ведет себя плохо, ему надевают дурацкий колпак и усаживают лицом к стене. Конечно, солдату срочной службы колпак не надевают, а вместо того чтобы усадить его напротив стены, его ставят во фронт посреди футбольного поля на весь летний день до тех пор, пока он не упадет в обморок от солнечного удара и голода.

Журналист:Как ты говоришь, единственным из гражданских, кого уважают, является президент Республики?

Перес: Был единственным из гражданских лиц, кого уважали, но теперь уже нет, поскольку он убит. Кроме того, его уважали по одной причине: на лацкане пиджака президент носил звездочку, свидетельствующую о том, что он является верховным главнокомандующим вооруженных сил Чили. То есть он являлся как бы военным в служебной командировке на гражданском поприще.

Журналист: Ты не помнишь какой-либо случай неповиновения в армии, случай, который военные могли бы расценить как бунт, мятеж против властей?

Перес: Да, конечно. Однажды во время военных занятий теоретико-практического плана, когда мы спускались с одного из холмов, командовавший нами офицер (речь идет о лейтенанте Неккерманне, бывшем тогда знаменосцем полка «Старая андская гвардия») приказывает петь пехотный гимн. По случайности эта 2-я андская рота не разучивала пехотный гимн. А поскольку в строю не положено говорить, никто не мог объяснить офицеру, что мы не знаем гимна. Но в силу необходимости выполнять любой приказ мы запели что-то… А офицер поднял свой пистолет-автомат и выстрелил, правда поверх голов, чтобы попугать нас. Ясно, это вызвало замешательство и панику в колонне. Вот это весьма важное обстоятельство: когда отдается приказ, привычка повиноваться, повиноваться механически такова, что солдаты, не понимая еще ясно, что надо делать, уже делают что-то. Это очень типичный случай: было приказано петь, и люди, не зная песни, стали петь, потому что надо было что-то петь, надо было повиноваться. Офицеру не понравилось то, что пели, и он выстрелил. В этом — вся суть чилийской армии.

Журналист: Офицеры сознают себя частью какого-то общественного класса?

Перес: Я думаю, что они считают себя вне всяких общественных классов, вне любого общественного явления, и это несмотря на то, что они чувствуют себя ниже какого-либо всемогущего богача или буржуа с некоторым интеллектуальным превосходством. Но правда, это не очень их беспокоит. Они чувствуют себя вне социальных классов, что наблюдается в гражданской жизни. Они — офицеры армии, а это повыше, чем что-либо другое. Это максимум престижа — быть офицером чилийской армии, — армии, оставшейся непобежденной во всех ее войнах, армии прусской выучки (они не забывают напоминать об этом, и это для них самое важное), армии традиционной старой выучки. Чилийские офицеры насмехаются над другими армиями. Например, много насмешек вызывали военные делегации, приезжавшие с визитами и выступавшие на военных парадах, о них говорили, что они танцуют вместо того, чтобы проходить строевым шагом, поскольку не знают прусского парадного шага, гусиного шага. Они с большим пренебрежением относятся ко всем другим армиям, говорят, что только чилийская армия умеет строиться, маршировать, владеть оружием по прусскому образцу — единственно хорошему.

Рассказ бывшего моряка

Политических деятелей, парламентариев военные считают людьми, которые живут беспорядочно, недисциплинированно и не работая. Большим уважением пользуется Порталес[31], потому что, как они считают, он навел порядок и дисциплину в Чили… Ненависть против народа у военных культивируют с момента прихода в армию. Им постоянно вдалбливают, что рабочий — это некультурный человек, что его надо направлять твердой рукой. Для них люди делятся на тех, кто командует, и тех, кто работает. Этим последним надо дать только необходимое для того, чтобы они выжили, но не больше, и в то же время их надо постоянно держать в ежовых рукавицах. Они говорят при этом, что рабочему нравится, когда им командуют.

Другие военно-морские силы Латинской Америки… Для них лучший флот — это чилийский. Прежде всего в силу своих традиций, потому что это он победил перуанцев, в силу английских традиций чилийского флота — это подчеркивается постоянно: английская невозмутимость, терпеливость и беспристрастие, а другая традиция — это знаменитый американский образ жизни. По их мнению, в Латинской Америке, в общем, нет другого флота, который можно было бы сравнить с чилийским. Аргентинцы нечистоплотны. Грязные корабли, неряшливая матросня, плохо воспитанная и малообразованная. О перуанцах и говорить нечего, их считают за обезьян. Чилийские морские офицеры нередко смеялись над кораблями, прибывавшими с визитами в Чили. Нас водили на эти корабли, а потом говорили: «Вы видели, в каком состоянии камбуз, как они одеты, и то и другое…» Об аргентинских моряках говорили, что они грязны и неряшливы; о перуанцах, что они индейцы. Я никогда не был на перуанском корабле, но то, что я слышал от своих офицеров, всегда носило оттенок пренебрежительности.