Волжане - [8]

Взревновал ли князь к успеху своего сотника? Вряд ли, он сам мог получить заслуженную славу, стоило лишь пошевелиться и придти чуть раньше!

Еще тогда, когда булгарская рать сожгла Переяславку и ринулась преследовать ее жителей вверх по Люнде, в итоге завязнув в узком лабиринте, сплошь утыканном ловушками и завалами! Тогда, когда один из конных учельских отрядов вышел ветлужцам в тыл и попытался пленить их воеводу, только чудом спасшегося из захлопнувшейся западни! Или хотя бы за мгновение до того момента, когда ударили сильные морозы и булгарские вои стали занимать селения низовых черемисов, выгоняя жителей в леса!

Нет же, кугуз все еще терпеливо выжидал, хотя и обязан был защищать своих людей! И лишь когда у прибывшей иноземной рати стало заканчиваться продовольствие и корм для лошадей, а она стала подниматься к острогам, по пути вычищая от съестного все встреченные по пути деревни, он отправил воинов навстречу булгарцам. Но медленно, очень медленно.

И Кий, получавший доклады ежедневно, если не ежечасно, не вытерпел и бросил клич по окрестным селищам, присоединив всех отозвавшихся к ветлужцам, уже начавшим сооружать заслон на реке. Что примечательно, ни один окрестный род ему на этот раз в людях не отказал, разбой должен был коснуться всех.

Так что когда рать кугуза явилась на место боя, вои застали лишь присыпанные свежевыпавшим снегом пятна крови на разбитом льду, да обгорелую солому из поломанных саней, разнесенную ветром по голым прибрежным зарослям.

Что было злобиться? Из-за того, что ополченцами сотника взялся командовать ветлужский воевода? Кию ли было указывать, если его почти бездоспешные вои, несмотря на свою многочисленность, смотрелись бледно по сравнению с ратью союзников, среди которых затесалась не только его родня с низовьев Ветлуги, но и суздальцы с новгородцами? Или надо было повернуть копья против них всех, присоединившись к учельцам?!

«Ну, уж, нет! — мысленно сплюнул под ноги Кий. — И так позволил незваным гостям вдоволь похозяйничать на землях, где родился и вырос! Против своего рода я не пойду никогда, а тот в этот миг стоял бок о бок с ветлужцами!»

В то морозное утро защитники успели перегородить середину реки особым частиком[7], названном кем-то ежами, и встали за ним строгими рядами. Пешие воины с сулицами и самострелами смотрелись настолько грозно, что булгарская конница, превышая союзную рать в численности раза в полтора-два, ненадолго замешкалась.

Однако заграждения, перемежаемые стволами деревьев, не дотягивались до берегов и у учельцев была возможность проскочить в эти щели, держа защитников под плотным навесным огнем конных лучников, после чего атаковать их с тыла в мягкое подбрюшье, где нетерпеливо переминались неодоспешенные ополченцы. И учельцы решили действовать незамедлительно.

Было видно, что на всем пространстве между противниками блестел голый лед, часто перемежаемый снеговыми наносами, по которым тонкими змейками струилась поземка. Однако все это булгарцев не страшило, непрошеные гости знали, куда шли, и шипастые подковы удерживали коней от падения, хотя и было понятно, что без переломанных ног у небольших лохматых лошадок никак не обойтись.

Более того, всадники были готовы на жертвы и ждали лишь первых выстрелов из медлительных ветлужских самострелов, чтобы взять в намет и смять пеших воев до того, как они перезарядят свое оружие.

Выбранная для битвы местность позволяла это сделать безболезненно. С одной стороны ледяного поля простирался невысокий берег, заросший чахлым кустарником. Он просматривался насквозь, и было видно, что никакой засады на нем и в помине нет. На противоположном же и вовсе расстилалась девственно белая пустыня, превращающаяся летом в благодатные заливные луга.

Армада всадников разделилась пополам, и передовые отряды пошли на охват долгожданной жертвы, переставшей, наконец, кусаться из-за угла и готовой достойно встретить свою смерть.

Однако все случилось по-другому.

Их ждали не болты самострелов, а нечто более страшное. Несколько огромных точек пересекли небесный свод и рухнули перед ногами всадников глиняными черепками разбившихся кувшинов и металлическим звоном рассыпавшегося «чеснока». Хаос первых падений на ледяном катке Ветлуги продолжился, когда конница достигла снежных наносов, оказавшихся полыньями, затянутых тонким ледком и заваленных снегом, отвалы которого были надежно выровнены легкой ночной поземкой.

Пристрелка пороков тяжелыми каменными глыбами, ломающими даже толстый ледяной панцирь реки, длилась весь день перед боем и не только наметила примерные точки ударов, но и собрала поутру первый пагубный урожай. Десяток жертв, провалившихся в холодную воду вместе с лошадьми, сразу напомнил остальным, что поспешать надо с умом.

Передовые всадники не подошли еще и на расстояние выстрела, а уже потеряли двадцатую часть от былого количества. Конные лавы замешкались, и тут же по ним пришелся основной удар из камнеметов, скрытых за пешим войском и дополнительным кругом из саней.

Залп по флангам был почти одновременным, пороки были уже заряжены и до поры, до времени прикрыты кусками беленого полотна. Скопище саней и лошадей перед ними создавало видимость вожделенного для любого воина обоза, поэтому булгарцы до последнего момента не ожидали опасности с этой стороны.