Волжане - [4]

Другое дело — железная тамга. Все преимущества наличествуют, а ответственности никакой. Даже за безопасность носителя столь весомого знака власти отвечал именно Кий, так как лекарь почему-то выбрал именно его, головную лодью.

Конечно, как полноправный хозяин на судне он вполне мог не обратить внимания на прозвучавшие из уст волхва слова. Однако причин отказать не было, поэтому пришлось скорчить недовольную физиономию и кивнуть гребцам, указав рукой в сторону берега.

И вовремя. Заглядевшись на лесное чудо, он не заметил, как чуть дальше по этому же берегу Пижмы, на лесном косогоре, проявились очертания довольно большой деревушки. Одних крыш, выглядывающих из-за изгороди, он насчитал штук семь.

Однако из-за отвесного обрыва причалить там было некуда, и край пойменного луга казался ближайшим и единственным местом для стоянки. Махнув рукой дозорным на идущих следом судах, Кий нехотя водрузил на голову шлем и осторожно поднялся на носовую часть палубы, которая была обита мастеровыми тонкими листами меди.

Собственно, даже вместо деревянной головы какого-нибудь чудища нос корабля венчала массивная медная маска неведомой птицы, раскрывшей клюв в пронзительном вскрике и вскинувшей крылья для защиты своих детенышей. Вот только из ее гортани вместо языка вызывающе торчали потемневшие раструбы, а вместо туловища был вместительный бак, покоящийся на широкой металлической трубе, испещренной следами ковки и наплывами дегтя.

Однако каким бы грозным, по словам мастеровых, ни было это оружие, скользкая во время дождя палуба его лишь раздражала. Вот и теперь Кию приходилось придерживаться за поручни, вглядываясь в закрытый туманом берег.

«Опять целый день потеряем!»

Несмотря на высказанную досаду, причин переживать у большинства ветлужцев не было, и он сам это прекрасно понимал. Хотя торговля и велась общинным товаром, всем воинам, его охранявшим и принявшим Ветлужскую Правду, полагалась весомая доля в прибыли. Учитывая, что именно в таких селениях можно было выгодно поменять железо и полотно на пушную рухлядь, вознаграждение обычного дружинника только за один трехмесячный поход доходило до целой гривны серебра.

Понятно, что выплачивали такое количество не сразу, сначала нужно было сбыть шкурки новгородцам. Однако помимо волхва, постоянно что-то бурчащего про то, что живности вокруг селений скоро не останется, недовольных практически не было. Ни среди дружины, ни среди коренных жителей.

Местное население получало товар с доставкой на дом, а ветлужцы продвигались на восток, неумолимо подминая под себя торговлю на притоках Вятки. Справедливости ради стоило сказать, что на ее левый берег они еще не переходили, ограничиваясь родственными черемисскими княжествами правобережья, но в этот раз перед ними как раз и стояла задача проникнуть через Пижму к одо, называемыми среди ветлужцев удмуртами, и выйти через них в верховья Камы, в Пермь Великую.

Кию те земли были известны лишь слухами о том, что на них никогда не ступала нога чужаков, да еще загадочным закамским серебром, якобы валяющимся там под деревьями, как простые камни. С первым утверждением еще можно было поспорить, поскольку булгарские купцы, пусть и немногочисленные, ходили торговать по Агидели[3] Чулманской дорогой и заглядывали на пермские окраины. В защиту же второго говорило то, что вернувшиеся с тех окраин баснословно богатели. Да и случайные обмолвки булгарских купцов о том, что на эти места уже точит зубы Господин Великий Новгород, неустанно расширяя свои владения в ту сторону, тоже не стоило сбрасывать со счетов. По крайней мере, к югре[4] и самояди[5] ушкуйники за данью ходили уже давно.

Вообще, русинское название «Перемь» Кий знал давно и отождествлял его с областью Вису, где издавна торговали булгарцы. Жила там та же чудь[6], что повсеместно обитала ныне среди удмуртов на Вятке и Чепце. Одно он не мог взять в толк, почему ветлужцы называли Пермь Великой, и почему при разговорах о ней они ни разу не упоминали серебро? Сразу закрадывались сомнения, не напускали ли его соратники тумана в свои планы?

Так что первым делом после объявления похода Кий попытался разузнать его цели, тщательно выпытывая ветлужские названия тех мест и, собственно, намерения воеводы по поводу этих земель. Свои потаенные мысли он ни от кого не скрывал. Бывший сотник предположил, что если с нанимателями действовать открыто, то те и ответят прямо, пусть даже отказом. По крайней мере, раньше так и было.

Как оказалось, те края были нужны ветлужцам лишь как точка опоры для следующего прыжка. Его спутников интересовал почти безлюдный горный хребет за Камой, называемый ими южным и центральным Уралом, а не сама Пермь, и даже не богатый пушниной север, где сидела уже упомянутая югра.

Поведанные им слухи о серебре волхва почему-то не заинтересовали. Тот считал, будто этот металл в окрестностях Камы и не добывают вовсе, а все россказни о богатстве местных жителей объяснял тем, что булгарские торговцы поставляют ненужные им драгоценности в обмен на мягкую рухлядь. Мол, вера не дает мусульманам наслаждаться изображением людей и животных, вот и сплавляют они серебряную посуду из Хорезма с такими рисунками от греха подальше. А местная чудь складывает эту утварь к ногам своих деревянных идолов, вот кто-то и пустил небылицы по всему свету, наткнувшись на одно из неохраняемых святилищ.