Воля твоя - [81]

— Так много? — Тихо удивился Фирри словам Риги. — Я и не знал.

— Как легко согласился на эту теперь уже авантюру ты, столь же легко и остальные.

— Продолжай, Бьюк.

— И как будто этого было мало, они… они…

Полный боли вопль «а-а, вашу мать, да куда ты это бросаешь» донесся с улицы, легко преодолев плотно запертые витражи. Ответный голос мог принадлежать только Горму. Кто-то в дверях мгновенно среагировал, правильно распознав настроение главного, бросившись вниз. Карлика от смерти разделяло не такое уж и большое расстояние.

Поняв, что можно продолжать, и что все вокруг от него только этого и ждут, Бьюк начал:

— Не знаю, что произошло точно, но что положило начало всему, я могу сказать с уверенностью: некто, не выдержав насилия и беззаконности, перерубил одуревшего от безнаказанности копейщика, забравшегося слишком глубоко к массам паникующего народа, пополам. И, как все утверждают, словно сговорившись, это была женщина.

Дубохват кончил. Затянув последнюю стяжку на разорванном бедре, он перекусил нитку, да так и замер, втянутый в повисшую в комнате какую-то магическую тишину. Угрюмо молчал Рига, изогнув одну бровь, жевал губами Фирри, насупившись услышанному, беззвучно переводил взгляд с одного на другого Бьюк. И даже столпившийся у настежь распахнутых дверей народ благоговейно замер.

— Она что сделала? — Первым подал голос заговорщик. — Уточни, что она сделала?

— Перерубила копейщика пополам. — Глупо повторил тот.

— Копейщик был что, голый? А у нее в руках рыцарский двуручный меч? Ты понимаешь, о чем ты мне сейчас говоришь? Женщина — женщина! — перерубила пополам копейщика, облаченного в полное армейское обмундирование! Хотя… сколько по времени она его рубила? И как позволили ей все те массы военных так долго измываться над трупом?

Бьюк озадаченно почесал нос, не зная как реагировать на фразу, что все это он говорил исключительно Риге.

— По времени неведомо. — Пожал он плечами. — А по удару-то ровно раз. Думаю, аккурат в несколько секунд по времени-то.

— Ты веришь, а, Фирри, ну хоть единому-то слову веришь?

Бандит задумчиво пожевал губами, подав своим парням какой-то особый, им одним понятный знак, после которого перед дверью комнаты больше никого не осталось.

— А знаешь, Рига, верю. Я видывал многое, кое что такое, о чем лучше никогда больше не вспоминать. На задворках, в трущобах, которых ты, обязанный своему положению, весьма чурался, среди простого люда, даже на вычурных приемах благородных. Не знаю, что стряслось там, что на самом деле произошло, хотя я обязательно выясню, но о способностях человеческих, зачастую невероятных, зачастую удивительных и ужасающих, знаю не понаслышке. — Он встал. — Я собираюсь, Рига, отправляюсь на помощь. И, как знать, может быть, лично узнаю у той женщины, как оно было на самом деле. Если, конечно, мне совесть позволит это сделать. Такая ярость не возникает с пустого места…

— Я иду с тобой. — Спохватился Рига, но охнув, едва приподнявшись, тут же завалился обратно.

— Адреналин сошел на нет, сейчас ты никуда не встанешь. Оставайся здесь, иначе разойдутся швы. Дубохват за тобой присмотрит.

Левис Рига взглянул на него исподлобья, но ничего не сказал. Верно, его раздражало подобное с ним общение и бросаемые в его сторону команды, но правота, а главное, сила сейчас были на стороне бандита — все признаки диктующего условия, хотя Фирри, благородный мать его Фирри, этим не пользовался. И это раздражало вдвойне. Нет, втройне, вкупе с навалившимся от ранения бессилием.

— Теперь мы знаем, — бросила цель раздражения от дверей, — что стало отправной точкой настоящего восстания, дайте боги, чтобы оно не захлебнулось в первые же часы, — ярость самоотверженной женщины, вызванная жестокостью людей. — Фирри вдруг во весь голос рассмеялся, запрокинув голову. — Представляю же я их лица, и тех и других, когда Это произошло! Не-ет, такая ярость не могла вот так запросто раствориться, она заразила собою остальных отпущенных на смерть горожан.

— Теперь ты видишь? — Плясали у меня перед глазами строки недавно вскрытого конверта. — Теперь ты понимаешь, какие силы за всем этим стоят?

Мне казалось, что я понимал. Понимал еще тогда, но теперь, наглядно продемонстрированное, — тем, кто знает куда и на что смотреть, — оно приобретало совершенно новые краски.

Совсем недавно я пересел южную границу Железной империи, возвращаясь назад. Подумать только, охваченная войной полоса милостиво пропустила меня через себя, даже самым краем не подумав втянуть в этот самый конфликт. Как это удалось Номаду, учитывая, что меня пропускали без объяснений сразу обе стороны, — загадка. И тоже своеобразная демонстрация власти. Однако мой некогда хороший знакомец хотел мне поведать совершенно иное.

— И видишь ли ты, на что способны эти силы?

Теперь — да. Я считал россказни Номада слабо подкрепленным блефом изувеченной годами историей. То было семьсот лет назад — да какой дурак поверит подобному, если наплести можно все, что угодно! Но теперь, когда я услышал историю из самых первых уст, за дальностью в пятнадцать лет, — смешной срок, — собственные взгляды просто пришлось пересмотреть.