Воля. Пятая тропа - [39]

Ксауры, обремененные многочисленным скарбом, решили немного отстать, чтобы дать сражение в более благоприятных условиях. Однако, ассоны не собирались давать им передышки. Около сотни наиболее отчаянных парней остались, чтобы по мере сил продолжать тормозить продвижение врага, в то время как основные силы ушли вперед. И вновь с круч покатились камни, сея сумятицу в ряды ксауров. Время от времени эти импровизированные, но от этого не менее убийственные снаряды находили себе цель. Изредка они вызывали небольшие камнепады, и тогда гранит собирал шедрую кровавую жатву. Эта изнуряющая игра продолжалась до вечера, пока заслон не оставил войско захватчиков в покое и не направился скорым шагом в Таузер, позволив ксаурам разбить лагерь.

Пока ксауры отдыхали от тяжелого перехода и набирались сил, войско Атаджок ночью в спешке возводило заграждения на узком участке долины. Треть воинов он отправил в Таузер. Где уговорами, где силой они вынуждали население покидать родные места и бежать в Миллет. За двадцать минут ассоны должны были собрать все самое ценное, плюс запасы продовольствия и скот. Вновь потянулись по тесным долинам унылые вереницы беженцев. Плач людей, крики животных. В который раз повторялось одно и тоже. Столетия назад ужас шел впереди полчищ железного калеки, утопившего эти благословенные места в реках крови.

Воссоединение

Свежим ясным утром колонны захватчиков продолжили движение к сердцу Таузера. Кровавый опыт предыдущего дня приучил их к осторожности. Сердца воинов мимолетно обдавало холодком от каждого случайного шевеления на склонах долины. Осмелевшие дозоры рискнули подняться выше, однако их опасения оказались напрасными — врага не было. Без противодействия войско продвигалось довольно споро и вскоре достигло воздвигнутых ночью заграждений. Осматривая наспех сооруженное препятствие командование ксауров не спешило с атакой. Атаджок проявил себя умелым полководцем, сумевшим совершить настоящее чудо и спасти свое войско. В ожидании очередного сюрприза коварных горцев нападающие напряженно разглядывали завалы, пытаясь увидеть за ними прячущегося неприятеля. Протоптавшись почти час на месте, ксауры разобрали препятствие за которым никого не оказалось и вновь продолжили поход.

Полководец завоевателей Боюнкес, немолодой уже мужчина, ехал во главе войска. В обычных пропыленных доспехах он выделялся среди охраны и приближенных командиров только властной осанкой. В свирепом взгляде, который он изредка бросал на окружающую местность, горел лихорадочный огонек, слегка отдающий безумием. Здесь на войне он был в своей стихии, также как и его воинство. Недаром их избегали в столице, постоянно бросая на окраины и завоевание новых земель. Привыкшим убивать и жить в крови нет места среди обывателей, живущих размеренной, слегка сонной жизнью. Стадо и овчарки нуждаются друг в друге, но живут порознь. Хороший пастух всегда позаботится об этом. Беда, когда отслуживших боевых псов изгоняют из стаи. Горе стаду, в котором они окажутся. Еще горше придется стаду, если у их стаи клыки и когти оказались недостаточно острыми.

С подобными мыслями ехал Боюнкес в ожидании предстоящей резни. Сколько их за плечами его усталых воинов уже и не счесть. Сначала победа над войском неприятеля, затем очистка территории. Самый захудалый его воин вправе казнить и миловать сорных людишек.

— Где еще Атаджок может дать сражение? — спросил Боюнкес, обернувшись к ехавшему слева чуть сзади Шамиману.

— Это было последнее удобное место, где он мог еще как-то сопротивляться. Дальше долина не сужается. Он обречен, даже пушки потерял. — Яркие наряды Шатимана и его людей смотреись нелепо и крикливо рядом с будничными потертыми боевыми одеждами ксауров. С угодливыми выражениями лиц сами они тоже выглядели суетливо среди воинов с решительными, сосредоточенными лицами.

— Тем не менее, по какой-то причине старый лис не воспользовался возможностью и отвел войска.

— Может решил, что сражения все равно не выиграть и решил бежать? — предположил Шатиман. — И спасти что-нибудь из имущества.

— Атаджок — воин. Отважный и верный своему долгу. Не надо мерить его по себе. Он не достоин такой грязи, — словно выплюнул Боюнкес. Он презирал этого лощеного попугая, который предал отца и лично ударил ножом в спину своему войску. Без него ассоны еще с десяток лет держали бы оборону, пока, задавленные экономической блокадой, сами не приползли бы к ксаурам. Вот и сейчас он ведет за собой смерть своему народу. Свернуть бы ему шею. Но — нельзя. Негодяи всегда востребованы. Пусть он управляет ассонами. Теми, кто переживет эти несколько дней. Пусть делает грязную работу. Все равно ему никуда не деться. Его руки и так в крови соплеменников. После зверств Шатимана жестокие ксаурские законы покажутся ассонам раем. Будут жаловаться друн на друга и просиь судить между ними. А потом видно будет. Да и о старости пора подумать. Боюнкес, при всех его заслугах в Оксаме никто. Один из многих. А здесь он будет вершителем судеб. Впрочем, почему будет? Он и сейчас им является.

— Тогда может быть Атаджок хочет, собрав всех мужчин, ближе к Зукхуру дать бой? — царский сынок сделал вид, что не заметил оскорбления.