— Что за «рыжая мерзавка» такая?
Обрадованная неожиданной поддержкой, госпожа Элистея подхватила:
— Вот я и говорю! Ну вот кто она, спрашивается, такая? Приехала! С лица — ничего, смазливая. Волосы — как огонь! А взгляд такой неприветливый, смотрит волком. Я-то сразу приметила! И до чего же дерзкая! И давай выспрашивать: про храм Митры, про жреца митрианского, про то, как присягали на верность господину нашему Скарроу — да живет он долго-долго и беспечально! И вот глядите, что из всего этого вышло. Аресса-то оказалась зловредной ведьмой. Сама себя в огне спалила. Говорят, рабов при этом погубила — тьму! Должно быть, злые чары на нее саму и пали.
— А рыжая-то! — напомнил пикт.— Она-то куда делась?
— Вот я к тому-то и веду! — затараторила хозяйка таверны.— Испарилась! Поминай как звали! Вещи свои бросила, денег за комнату не заплатила… Вещи у нее дрянь, рваное одеяло да фляга. Вот ведь что обидно! В убыток ввела! И где ее теперь искать?
— Да,— хохотнул пикт, которого не на шутку забавляло искреннее негодование хозяйки.— И в самом деле. Где теперь разыскивать твою рыжую мерзавку! Налей-ка нам лучше еще вина, да смотри — неразбавленного!
* * *
Негодование, ненависть, горечь душили Соню, жгли ее, точно огнем. Проклятые аквилонцы! Теперь Соня понимала, что не найдет в Велитриуме никаких следов убийц своей родни. Ее попросту использовали — и Аресса, и ее обезумевший отец, и та неведомая, темная сила, которую пикты чтили в образе лисицы. Им нужен был исполнитель для своих замыслов, и они нашли его. Как же легко Соня поддалась на обман, как охотно пошла, стоило поманить ее призраком свершенной мести!
Соне горько было сознавать, что она, в сущности, оказалась такой же жертвой хитрых интриг проклятых аквилонцев, что и несчастная рабыня Макдашу. И тем не менее это было так. Ее обманули…
Что ж. В конце концов, Соне всего лишь восемнадцать лет. Впереди — целая жизнь. И вся эта жизнь будет отдана великой мести!
Сцепив зубы, Соня вновь и вновь твердила про себя эту клятву.
Ни пиктам, ни аквилонцам не найти ее здесь, на Боссонских болотах. Отсюда она двинется на юг, в Зингару… Может быть, там что-то отыщется…
Пальцы Сони сами собой сжимали рукоять кинжала. «Будьте прокляты! Будьте же вы прокляты во веки веков!» — шептала Соня, осторожно пробираясь самыми мертвыми трясинами к низовьям реки Громовой.
Она уже ждала, чтобы впереди поднялся призрак графа Ардалиона — аквилонского аристократа, обреченного на посмертные скитания. И граф встал из топи, тихо, утробно стеная:
— Соня… Помоги…
Соня остановилась. Нет уж. Больше она не купится на эти мольбы. Ее глаза — живые, полные жгучей боли, ненависти и презрения — встретились с пустыми глазницами графа.
— Твоя дочь — чудовище,— проговорила Соня, наслаждаясь хотя бы такой малой местью.— Она мертва. Сгорела заживо. А ты будешь скитаться здесь вечно, аквилонец!
Граф Ардалион застонал, раскачиваясь из стороны в строну.
— Мертв твой бог Митра! — не помня себя, кричала призраку аквилонского графа Рыжая Соня.—
Мертвы все! И твоя проклятая Аквилония — мертва! Все сгнило! Никогда вам не воскреснуть, вы — трупы! Будьте вы прокляты, вы все! Будьте прокляты!
Она размахнулась и с силой пнула бестелесное создание.
Голый череп покатился по дороге и с тихим плеском исчез в трясине…
