Волшебный жезл - [42]
Все пошли в зоотехнический кабинет, уселись вокруг большого стола. Александра Даниловна принесла наши племенные книги, и члены комиссии стали проверять по этим книгам родословные. А записи в книгах — это точный официальный документ. И этот документ подтвердил, что лучшие наши быки и коровы — потомки неизвестных по происхождению Послушницы I, Шабрихи, Симпатии, Беляны и других животных, отобранных нами не по признакам их родовитости, а по признакам их молочности, строения организма, здоровья и по догадкам и предположениям относительно тех качеств, которые они могут передать своему потомству.
Над книгами просидели почти весь день, а на следующий день члены правительственной комиссии поехали в село Саметь и в другие колхозы. И там они увидели животных такого же сложения и той же масти, что и в нашем стаде. И там высокие удои и жирность молока выгодно отличали животных от швицкой породы.
Когда комиссия закончила свою работу, академик Лискун сказал:
— На своем веку я перевидал тысячи коров и безошибочно могу с первого взгляда определить породу. Но, приехав в совхоз Караваево и соседние с ним колхозы, я немного растерялся. Перед нами были стада коров, даже внешне не похожих ни на одну известную мне породу. Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать, что перед нами — животные совершенно новой породы.
— Созданная в Караваеве порода молочного скота, — говорил другой член комиссии, — отличается от швицкой породы сложением и продуктивностью. Средний удой караваевских животных составляет более шести тысяч трехсот литров в год, а средний удой коров швицкой породы не превышает пяти тысяч литров. Взрослые караваевские коровы весят до восьмисот килограммов, а швицы весят не больше пятисот восьмидесяти — шестисот килограммов. Караваевские животные невосприимчивы к туберкулезу и бруцеллезу, они выносливы, неприхотливы, и, по-моему, эта порода имеет очень большое будущее.
Разговоров было много, все выступавшие признавали существование новой высокопродуктивной породы. Сначала в специальном акте, составленном правительственной комиссией, а затем и приказом по Народному комиссариату земледелия СССР было официально признано, что нам удалось создать новую породу молочного скота и что эта порода имеет большое значение для народного хозяйства страны.
Новой породе было присвоено название костромской.
Большую работу по выведению этой породы провели Прасковья Андреевна Малинина, Вагинак Арутюнович Шаумян, Александра Даниловна Митропольская, многие работники нашего совхоза и колхозники Костромского и Нерехтского районов Костромской области.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Вскоре после окончания Великой Отечественной войны большая группа рабочих и служащих совхоза была награждена орденами и медалями за выведение новой породы скота. В это время почти в каждом доме встречали вернувшихся с фронта отцов, мужей, братьев, сыновей. Боевые ордена сверкали на фронтовых гимнастерках мужчин. Ордена трудовой славы сверкали на кофточках и платьях женщин.
Ваня Ситушкин вернулся повзрослевший, возмужавший — я даже не сразу узнал его. Медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За победу над Японией» красноречиво свидетельствовали о боевом его пути.
Когда я обнял его, то отчаянный бывалый фронтовик показался мне прежним мальчиком, пастушонком, бесконечно влюбленным в наши караваевские поля, луга, леса.
Он вынул из кармана какой-то предмет, обернутый в газету. Оказалось, что это моя книга, подаренная ему в тот день, когда он уходил на фронт. Она потерлась, истрепалась, испачкалась. Видно, не раз он вынимал ее, сидя у костра. Он пронес ее в вещевом мешке всю войну.
— Когда я рассказывал своим фронтовым товарищам, что у нас в Караваеве телят выращивают на холоде, а коровы дают по сорок — пятьдесят и даже по шестьдесят литров молока в день, мне не верили, надо мною смеялись, — рассказывал Ваня Ситушкин. — Тогда я давал им прочитать эту книгу и очень гордился тем, что я из Караваева. Я понял, что быть караваевцем — это все равно, что быть гвардейцем.
После демобилизации Иван Павлович Ситушкин был назначен бригадиром по выращиванию молодняка. Он взялся за работу с таким увлечением и такой энергией, что было ясно, как за время войны он соскучился по любимому делу.
В это время в моей жизни произошло еще одно очень важное событие. Во время проведения первой после войны избирательной кампании я был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.
Я был очень взволнован оказанным мне доверием. Особенно растрогало меня то, что выдвинули меня кандидатом в депутаты в тех самых местах, где я начинал свой трудовой путь животновода, — в Горынском совхозе и окружающих его селах.
Зима в тот год стояла суровая. Мне приходилось много разъезжать по колхозам и совхозам Костромской области, в которых устраивались встречи кандидата в депутаты со своими избирателями. И во всех этих колхозах и совхозах я встречал горячий прием и большой интерес к моей работе и моей жизни, поэтому еще сильнее чувствовал свою ответственность перед народом.
В день выборов был тридцатиградусный мороз. Еще затемно я вышел из дому: беспокоили телята в холодном телятнике. Как-то они там? Покрыли ли их клетки соломой?
