Волшебный жезл - [16]
— Деньги не свои — казенные, — говорю я хозяину, — без толку тратить их не положено. Дай мне еще подумать.
— Ну что ж, — огорчился он, — подумай…
Пошел я по деревне, а сам все думаю: покупать Шабриху или не покупать? Риск, конечно, немалый. Доится плохо. Стара, уродлива. Как оправдать такую покупку? А с другой стороны, все мне видятся те коровы, которых я рисовал в своем воображении: большого роста, с широкой костью, с крепкими ногами, способными поддержать и защищать громадное вымя, наполненное молоком. Нет, пожалуй, надо покупать Шабриху — закрепить бы в ее потомстве такие размеры и такой костяк!
Походил-походил по селу и вернулся опять к Шабрихе.
Хозяин обрадовался:
— По дешевке отдам, мил человек!
Снова я ходил вокруг коровы, снова осматривал ее, снова думал: «Хозяин говорит: жрать горазда! Может, потому и молока мало дает, что досыта ее не кормят, а если ее досыта кормить, так, может, она и молока даст столько, сколько никому и не снилось! Попробовать, что ли?..»
Договорились о цене, хлопнули по рукам, и через несколько дней хозяин привел свою корову в совхоз.
Пришел он, к моей досаде, еще засветло. Увидели караваевцы мою покупку, и, как я ожидал, начались насмешки:
— Глядите, какое страшилище Станислав Иваныч купил!
— Вот так корова! Не корова, а баржа на четырех ногах!
— Это что, на кожу купили или крышу ею подпирать будете?
Я сжал губы, молчу. Что отвечать? Время покажет.
Отвел я корову на скотный двор, а сам пошел за Ульяной Барковой.
Показываю ей Шабриху, спрашиваю:
— Нравится?
А Ульяна смешливая, веселая, она как взглянула на корову, так и покатилась со смеху:
— В жизни, — говорит, — такого страшилища не видела!
Вот тут я ее и посвятил во все свои планы. Рассказал ей, как с помощью искусственного отбора и подбора родительских пар можно улучшить стадо. Разъяснил, почему я купил эту великаншу Шабриху и какие надежды на нее возлагаю.
— Давай, Ульяна, попробуем ее раздоить!
Отвели мы Шабрихе самое почетное место на скотном дворе и стали готовить ее к раздою. Рядом с нею поставили еще одну корову, по кличке Ревизия. На нее тоже возлагались большие надежды. И эту корову я поручил Барковой.
Раздой коровы дело сложное, требует от доярки большого мастерства, терпения и внимания. Подготовка к раздою началась еще до отела. Шабрихе и Ревизии мы создали особенно хорошие условия. Баркова заботилась о них, по нескольку раз в день меняла им подстилку, мыла и чистила животных, давала им вдосталь кормов.
Вскоре Шабриху было не узнать: ее громадный скелет как бы оделся мускулами. Теперь уже не только нельзя было пересчитать ее ребер, но даже и прощупать их было нелегко — таким упитанным стало животное. От этого она казалась еще крупнее, еще крепче.
И вот, наконец, обе коровы отелились. Обе принесли нам по бычку. Сына Шабрихи мы назвали Шанго, а сына Ревизии — Резвым.
Почти сразу же после отела стали давать эти коровы по два ведра молока. Это было многообещающим началом.
…На скотном дворе тишина. Ульяна Баркова сидит на маленькой скамеечке возле Шабрихи. Ульяна Баркова и сама маленькая, тоненькая, а возле Шабрихи она кажется еще меньше. Она терпеливо массирует вымя коровы.
— Сколько сегодня? — спрашивают Ульяну ее подруги.
Сегодня от Шабрихи надоено 25 литров. На следующий день — 26 литров.
Проходит еще несколько дней — от Шабрихи надаивают уже 30 литров!
Вскоре ее догоняет и Ревизия.
Каждый день по 30 литров молока! Так они доятся месяц, другой, третий, четвертый, и к концу лактации[1] оказывается, что от каждой из этих коров надоено больше 7 тысяч литров.
Таких коров прежде в Караваеве не было. В 1927 году, когда я сюда приехал, каждая корова давала в среднем не больше 1,5 тысячи литров молока в год.
Слава Шабрихи и Ревизии быстро разнеслась по всему Костромскому краю. Приехали из города представители губернских организаций. Поздравляют Баркову, поздравляют меня; приходят на скотный двор посмотреть знаменитых коров.
Шабриха лежит важная, спокойная, с достоинством поглядывает на посетителей. Теперь уж никто над ней не смеется, наоборот, слышатся почтительные возгласы:
— Вот так великанша!..
А я стою возле нее и думаю свои думы: «Чтобы давать тридцать литров молока в день, корова должна переработать почти сто килограммов корма. Какой же для этого нужен отлично работающий пищеварительный аппарат! Какое нужно иметь выносливое сердце! Какую развитую мускулатуру и какой крепкий костяк! Правильно я сделал, что купил Шабриху». И я с радостью вспоминаю о сыне Шабрихи — маленьком бычке Шанго, который, может быть, передаст потомству хорошие качества своей матери.
БЕДА
Кроме Ульяны Барковой и Александры Волковой, моими отличными помощницами были доярки Мария Дмитриевна Кошелева, Пелагея Федоровна Суслова, Евдокия Исаевна Грехова, Екатерина Михайловна Воронина. Надо было бы упомянуть и еще многих, потому что с первых же дней все люди, работавшие в караваевском животноводстве, как-то особенно сдружились, стали как бы одной семьей, помогали друг другу и были заинтересованы в успехе общего дела.
У большинства из них за плечами были очень трудные годы тяжелой жизни. Кошелева, Суслова и Волкова всю свою молодость батрачили на генеральшу Усову и ее семью.
