Томин повертел в пальцах клочки, сложил часть текста. «Пусть никогда не узнает… Прощай, не пиши…»
— Я не совсем понимаю.
— Она вернулась к мужу. Потом я сел. Письмо пришло уже в колонию.
Томин в сомнении тер подбородок. Между прочим, ради этого конверта он перетряс четыре полки пыльных книг. «Не в этом суть, разумеется… просто то, что выгодно преступнику, невыгодно нам… как правило».
— Пока не кончат с обыском, давайте составлять ваше жизнеописание, Сергей Филиппович, — взял Пал Палыч ручку.
«Уже по имени-отчеству?» — неодобрительно отметил Томин.
— Какое жизнеописание? — вяло ворохнулся Михеев.
Траурные круги у глаз. Борозды на лбу и щеках налились густой чернотой.
— Сгинул я. Был человек, и нет человека.
— Звучит гордо, а толку чуть, — в сердцах припечатал Томин, хлопнул на стол обрывки письма и ушел к Зине.
Михеев смахивал на головешку. Может быть, от этого сходства Знаменский ощутил себя чем-то вроде пожарного. Когда горит и рушится дом, заботятся, как бы не занялись соседние. А отстояв их, можно покопаться на пепелище: не уцелело ли и там что-нибудь?
Вот только недолго копаться — завтра он передаст дело в прокуратуру.
